— А сколько вы уже вырастили?
— В этом году пятнадцать миллионов мальков семги и горбуши.
— Ого!
Евсевьев снисходительно усмехается:
— Это мало. Море не рыбозавод. Там хищники. Даже треска и селедка не прочь полакомиться горбушатами. Чтобы их хотя бы в реках поменьше жрали, мы перевозим горбушат вертолетами в устья рек, впадающих в море. Хотите с нами?..
Еще бы не хотеть!
Мы выходим на улицу, некоторое время наблюдаем, как рыбоводы затаскивают в вертолет полиэтиленовые мешки, туго налитые водой и набитые мальками, забираемся с Евсевьевым в тесный салон и захлопываем дверь. И побежали под нами неровные километры Кольского полуострова. На глазах помельчали леса и наконец совсем исчезли. Только сопки, мелкие кустарники да камни, затянутые мхами — коричневыми, серыми, салатными.
Есть что-то величественное в однообразии летней Кольской тундры. Как в песчаной пустыне, как в необозримой тайге, если глядеть на них с высоты. Первое впечатление — цветное постоянство. И в нем, как в песне, — голубые глаза озер. Глубокие, прозрачные, бездонные. И безжизненные. Лишь один раз промелькнула внизу пара сказочных лебедей, снежно-белых на чернильной зеркальной глади озера. Напуганные шумом вертолета, лебеди забеспокоились, закрутили головами, но так и не догадались взглянуть вверх.
Вертолет идет низко. Его тень, словно каракатица, легко скользит по склонам сопок. Машина натужно гудит. Хочется встать на цыпочки, чтобы помочь ей. Ведь как-никак полтораста тысяч пассажиров, не считая трех пилотов да нас с Евсевьевым. Эти сто пятьдесят тысяч стали икринками на далеком Сахалине, еще не выклюнувшимися попали на другой край материка. Они стали рыбками в центре Кольского полуострова. И вот теперь, едва дожив до трехмесячного возраста, вновь совершают воздушное путешествие. На этот раз к Баренцеву морю.
Серебряные стрелочки мечутся в полиэтиленовых мешках. И, словно курица над цыплятами, «клохчет» над ними директор завода: чтобы течи не было, чтобы вода не нагрелась, чтобы кислород из мешков не вышел. Рядом лежит обычная кислородная подушка. Для рыбы.
В короткие перерывы, когда директор не ощупывает мешки, он кричит мне на ухо, рассказывает о грандиозности этого эксперимента. За шумом мотора различаются больше восклицания, междометия да прилагательные в превосходной степени. И постепенно я начинаю понимать, что для восторженности у директора есть все основания.
По отношению к морю человек еще только охотник. Так что старая поморская пословица «море — наше поле…» не совсем справедлива. Море скорее лес, где человек ищет то, чего не терял, или поле, где жнет, чего не сеял.
Наше время ознаменовано началом целой эпохи: человек впервые как рачительный хозяин взглянул на океан. И вот совсем недавно появились первые подводные плантации: водорослевые луга, искусственные устричные банки. Теперь ученые уже говорят об инвентаризации богатств океана, об их умножении. И одним из первых объектов этой гигантской работы стала рыба, которую многие больше знают по ее чудесной красной икре.
Природа распорядилась не слишком рационально. Она разместила ценнейших лососевых рыб — горбушу и кету — лишь в некоторых прибрежных районах северной части Тихого океана. Но она же, природа, наделила их замечательным инстинктом: где бы рыба ни плавала, метать икру она непременно возвращается в ту реку, откуда произошла сама. Не надо бороздить океан, стоит только отказаться от вкусного бутерброда с икрой, вырастить из икринок мальков, пустить их в море, и через год-два они сами вернутся полуторакилограммовыми рыбинами.
Но известно, что скоро только сказки сказываются. За акклиматизацию дальневосточных лососей прежде не раз брались и наши, и зарубежные рыбоводы. В 1932 году икру кеты завезли в озеро Байкал, в бассейн реки Оби, в озеро Святое и реку Катунь. Четыре с половиной миллиона икринок пропали бесследно. С 1933 по 1939 год здешние северные рыбозаводы выпустили в море девять миллионов личинок лосося. И тоже безрезультатно.
Американские рыбоводы с конца прошлого века в течение десятилетий занимались дальневосточным лососем, пытаясь переселить его с Тихого океана на Атлантическое побережье. Они перевозили рыбу также в водоемы Гавайских островов, Тасмании, Новой Зеландии, Чили, Аргентины, Англии, Германии, Ирландии, Италии, Финляндии. И все почти без успеха. Природа не считалась с прихотями людей, которые плохо знали и не очень учитывали ее законы.
Тогда рыбоводы стали искать моря, схожие по условиям с Охотским и Беринговым. Таким оказалось Баренцево. Почему же здесь не удался опыт тридцатых годов? Должно быть, потому, что мы мерим природу нашими масштабами. Но что для нас астрономические цифры, то для природы мизерная величина. Девяти миллионов личинок, выпущенных за семь лет с большими промежутками, оказалось недостаточно не только для создания промыслового стада лососевых, но даже для определения возможности акклиматизации. Ведь даже по теперешним расчетам выходит хорошо, если выживает каждая двухсотая из выпущенных в море рыбок.