Такая, наверное, открылась бы нам картина. Но возможно, что мы оказались бы в маленькой аудиторий, на заседании научного совета — календарном, рядовом заседании, на котором рассматривается всего лишь одна проблема (таково условие!) и десятки решений, мнений и «точек зрения». И тогда мы оказались бы «у колыбели тайфуна» — в ноль-пункте будущих великих новостей и перемен, подобных нарисованным выше. Возможно, что докладчиком на этом заседаний оказался бы Юрий Петрович Михайлов как один из руководителей Совета по комплексному освоению таежных территорий — весьма деятельного центра в структуре Института географии Сибири и Дальнего Востока Сибирского отделения АН СССР. И тогда мы были бы вовлечены в спор откровенный, темпераментный, даже резкий, потому что не только призвание, но и профессия Михайлова — региональная география, и, следовательно, весь комплекс проблем «человек и среда» — в его, как говорится, компетенции. Друзья, коллеги, оппоненты охотно прощают ученому известную резкость, беспощадность суждений: региональная география никогда в принципе не была «кабинетной» наукой, а сегодня, во времена массированного «наступления на природу», последняя выставила своих часовых, конечно географов, и в первую очередь «регионщиков», «регионеров»… Нелишне, видимо, посвятить читателя в такую деталь. Ю. П. Михайлов — ленинградец. В Сибирское отделение Академии наук его привела не охота к перемене мест, а ясная, чистая, безмерная любовь к этому краю. Нужно ли говорить о чувствах этого человека к Байкалу — чуду Сибири, одному из чудес света? Байкал стал для него мерилом, символом, аргументом. «Второго Байкала не будет!» — заключает, случается, Михайлов спор. Ну а спорить географу приходится частенько.
Но вернемся к нашему разговору.
— Это будет грандиозный проект — переброска вод Оби — Иртыша, — сказал Михайлов. — Работу предполагается провести в три этапа. Этап первый — 25 кубических километров. Этап второй — 50. Этап третий — 100. Канал, перебрасывающий 25 кубических километров, будет больше Дона в его нижнем течении. Ширина — 250 метров. Глубина— 12. Уже сегодня есть одиннадцать вариантов переброски. Окончательным будет тот, который учтет всю сумму факторов — и экономических, и географических, и экологических. Канал — это стройка, которую мы сдаем особой «Госкомиссии» — потомкам, будущим поколениям.
Юрий Петрович снова повернулся к карте, к зеленому пятну региона.
— Пойма Оби… Уникальное творение природы. Форпост юга на севере. Пять миллионов гектаров прекраснейших лугов. Здесь можно развернуть гигантскую промышленность. Нет-нет, не добывающую. Производство травяной муки. Сегодня это одна из глобальных проблем, и редко где на Земле есть такое сочетание разных «луговых» факторов, как здесь, в Обской пойме… Но это дело будущего. Даже первый этап переброски вод — 25-кубовый — за пределами 2000 года. А вот Магистраль — вопрос сегодняшний, острый, и решать его нужно честно по отношению к природе.
Есть люди, наделенные даром передавать другим свое волнение. При этом доводы их просты, ясны, лишены внешней драматичности. Михайлов не старался нас убедить, просто вводил нас, что называется, в курс дела.
— Вот так пройдет БАМ, — сказал он. — Что это за районы? Горно-таежные. Северные. Да, от Читы до Чары около шестисот километров, но Чара — север. Даже в специальной литературе уже утвердилось понятие «Ближний Север». И точнее было бы вообще говорить во множественном числе — севера. Академик Шмидт, между прочим, так и поступал и насчитывал до ста северов. И вот здесь мы уже подходим вплотную к проблеме. Вам случалось быть в Чаре, в Чарской котловине?
…Под крылом тянулись, громоздились, теснились, рушились горы. Солнце, свет — и темные, мрачные камни. Зияющие «дыры» ущелий. Белые «языки» снежных лавин. Осыпи. Камнепады. Все дышало, все двигалось, все цепенело и вновь приходило в движение… Олекмо-Витимская горная страна. Грозные, «растущие» горы — живая тектоника. «Не приведи господи здесь… прилуниться…»— хмуро сказал пилот нашей «Аннушки», и все замолчали.
Прошло часа два, и вдруг пилот улыбнулся. Ласково, нежно.
— Чара…
Внизу двумя острыми гребнями тянулись мощные хребты. Но между ними покоилось прозрачное, невесомое озеро воздуха, света. Пронизанное солнцем. Сверкая в лучах солнца, крутила внизу петли река Чара. Поразительной красоты поблескивали внизу озера и озерки — маленькие Байкалы!.. То расходились, уступая болотам, то собирались, образуя непролазную тайгу, лиственницы, сосны, кедры. Впрочем, почему «тайгу»? Здесь росли березки, ивы, ольха — русский лес, «пятнышко» Подмосковья, Мещеры, Владимирщины… Впрочем, почему «русский лес»? Там, внизу… лежала пустыня, барханы, самая что ни на есть песчаная зыбь Каракумов! Но вопреки логике, здравому смыслу, зрению вопреки на песке, на барханах стоял олень. Северный олень.