— Я только на минутку и больше тревожить вас не буду, — сказал он.
— Тревожить меня, это еще зачем? — спросил Стивенс.
Шериф боком примостился на перилах веранды.
— Ну, как голова, в порядке?
— Нормально, — ответил Стивенс.
— Прекрасно… Я думаю, вы уже слышали, где мы нашли Бойда Белленбаха?
Стивенс посмотрел на него с деланным безразличием.
— Может быть, и слышал, — сказал он вежливо. — Да только разве упомнишь с такой головой обо всем, что говорилось сегодня.
— Так это вы ведь сказали нам, где его искать. Вы были в сознании, когда я подоспел туда. Вы старались напоить Тайлера и просили обратить внимание на перемет.
— Я просил?! Вот так да, чего только не скажет человек, когда он пьян или в бреду. Но иногда он бывает и прав, конечно.
— Так оно и оказалось. Мы осмотрели перемет. На одном из крючков висел мертвый Бойд, точно так же, как висел Лонни Гриннап. Тайлер Белленбах лежал недвижно со сломанной ногой и пулей в плече, вас нашли с такой дырой в черепе, в которую можно спокойно спрятать сигару. Каким же образом Бойд оказался на перемете, Гевин?
— Не знаю, — ответил тот.
— Ну хорошо. Сейчас я уже с вами буду говорить не в качестве шерифа. Скажите, как все-таки Бойд попал на этот перемет?
— Откуда я знаю?
Шериф взглянул ему в глаза, и они испытующе посмотрели друг на друга.
— И таков будет ваш ответ каждому, даже другу, если он вас спросит об этом?
— Разумеется. Я же был ранен, вы это прекрасно знаете. Я ничего не помню.
Шериф вытащил из кармана сигару и некоторое время рассматривал ее.
— Джо, тот глухонемой, которого вырастил Лонни Гриннап, он, видимо, покинул эти места. В последнее воскресенье он еще находился в хижине, но с тех пор его уже никто не видел. А он мог бы остаться. Никто не стал бы его трогать.
— Может быть, он очень тоскует по Лонни и ему тяжело было здесь оставаться, — заметил Стивенс.
— Может, и так.
Шериф поднялся. Он откусил кончик сигары и закурил.
— А как вас ранили? Вы тоже ничего не помните? Скажите, каким образом вы узнали, что тут дело нечисто? Что вы там нашли такого, на что другие не обратили внимания?
— Весло, — сказал Стивенс.
— Весло?!
— Да, весло. Вы когда-нибудь закидывали перемет у того места, где разбили свой бивак? Чтобы проверить, не попалась ли рыба, не нужно весла… Достаточно тянуть лодку, перебирая шнур перемета руками от одного крючка до другого. Лонни никогда и не пользовался веслом. Лодка его была привязана за то же дерево, что и перемет, а весло всегда стояло в лачуге. Если вы когда-нибудь заходили к нему в гости, то, конечно, обратили на это внимание. А тут, когда парень нашел его мертвым, весло находилось в лодке.
Публикуемый рассказ, взятый из сборника «Ход конем» (1949), представляет собой в сущности одну из частей детективного романа в новеллах, объединенных именем главного персонажа — юриста Гевина Стивенса. Появляясь и в других книгах Фолкнера, этот персонаж неизменно остается наиболее близким автору, почти рупором идей самого писателя. Фолкнер всю жизнь прожил в небольшом городке Оксфорде, штат Миссисипи. Гевин Стивенс тоже коренной житель другого южного городка, Джефферсона, в округе Йокнапатофа. На картах США нет ни такого города, ни такого округа. Они созданы воображением Фолкнера и хотя очень напоминают реальный Оксфорд, все-таки ему не однозначны. Йокнапатофа — особый социальный и духовный микрокосм, в котором необычайно выпукло, рельефно проступают черты американского Юга с его своеобразием и острыми социальными противоречиями.
Стивенсу часто приходится распутывать преступления. Перед любимым героем Фолкнера предстает мир, полностью перенявший буржуазный аморализм, готовый оправдать ради своих практических интересов, своекорыстной целесообразности и еще конкретней — прибавки к банковскому счету любое насилие над гуманностью и справедливостью вплоть до убийства. История, которая рассказана в новелле «Руки над водами», типична и для Юга, и для всей Америки. Подобно другим новеллам Фолкнера, «Руки над водами» говорят о том, как разрушает личность атмосфера собственничества. Фолкнеру важнее всего духовные и моральные следствия этого процесса, и он их показывает с суровой прямотой убежденного реалиста.
Не раз талант Фолкнера называли жестоким, сетуя на то, что в его книгах льется слишком много крови и слишком часты анархические мятежи одиночек, бунты против бесчеловечности, сопровождаемые, как бунт глухонемого в «Руках над водами», убийством и разрушением. Но такие упреки поверхностны и несправедливы. Какие бы трагические события ни происходили в изображаемой Фолкнером Йокнапатофе, они в конечном счете всегда получают социальное объяснение, оказываются порождением уродливых форм жизнеустройства. Они и предопределяют глубоко постигнутую и выраженную Фолкнером ущербность духовного мира его отрицательных персонажей: их расовую ненависть, готовность к насилию и жестокости, уже не поддающуюся контролю подлинной нравственности.