На суше и на море - 1981

Будут ли согласованы интересы дальнейшего развития туризма и охраны природных богатств? Этот вопрос имеет для Швейцарии жизненно важное значение.

_{Старинная крепость Грюйер, кантон Фрибур. Из ее ворот выезжали некогда шевалье — рыцари}

_{Удивительно живописны праздничные костюмы грюйерцев!}

_{На главной улице Грюйера идет киносъемка}

_{Лавочки Грюйера, где можно купить приглянувшийся сувенир}

_{«Медвежья яма» в Берне, столице Швейцарской Конфедерации}

_{Водопад Гисбах в Центральной Швейцарии}

_{Деревенская улица}

_{Старая английская гостиница у Гисбаха}

_{Барабанщики открывают карнавальное шествие в Лейзане, Нижний Валлис}

_{Аскона — город кинофестивалей в кантоне Тессин}

_{Автострада. Тессин}

Маргарита Ногтева УВИДЕТЬ МОРЕ…

Новелла

Рис. А. Жуковой

Не знаю до сих пор, ехала ли я этой дорогой на самом деле, или она мне приснилась. Но иногда, особенно на склоне ясного весеннего дня, меня подстерегает это видение: охваченный предзакатным солнцем разворот гладкой мощеной дороги, светлая сочная трава, на которой пасутся пятнистые породистые коровы, а на обочине прямоствольные и все-таки покореженные и обожженные тополя. Позади город, если его еще можно назвать городом. Это груда развалин, остатки домов с зияющими клетками, висящими над провалами этажей, которые, как мне казалось, должны раскачиваться по ночам, как фонари, чтобы освещать эти странные, чудом уцелевшие статуи и памятники классического немецкого прошлого.

— Запомни, это могила Иммануила Канта, — торжественно сказал мне отец, остановившись внутри какого-то готического сооружения со следами страшных проломов в стенах. Я увидела пирамидальное надгробие из черного мрамора с выбитой плитой, которая лежала рядом на жирной, черной земле, кишащей муравьями.

— А что это за растение? — показывая на какую-то мохнатую поросль, пробившуюся кое-где из камней, спросила я, и даже не из любопытства, а скорее из вежливости, чтобы проявить должное внимание к могиле Канта и ко всему, что ее окружало.

— Медвежье ухо, — ответил всезнающий отец и предложил сорвать его мягкий ворсистый листочек на память.

Вот уже много месяцев, а может быть, и лет я жила, сжигаемая одной-единственной страстью — увидеть море. В кухне над столом, на котором моя бабушка вечно что-нибудь стряпала, висела карта Европейской части СССР, и я подолгу рассматривала моря. Черное было похоже на сердце, Каспийское — на галошу, маленькое Азовское — на лепесток, а Балтийское, обрывавшееся Финским заливом, — даже не известно на что. Бабушка говорила, что Черное море самое красивое, всегда лазурное, нежное и ласковое и только во время шторма бывает черным, за что так и названо, но шторма на нем она никогда не видела или забыла, так как память о Черном море была связана у нее с лучшими воспоминаниями о свадебном путешествии, когда мой дед провез ее мимо Азовского, которое ей не понравилось, потому что было серое и тусклое, как озеро, мимо Каспийского, которое бросало сероватые пенные волны на берег, и, наконец, вывез к Черному, где она даже купалась в длинной батистовой сорочке, поскольку о купальных костюмах тогда еще не имели понятия…