Быть может, придется тащить трал два-три часа. Но никто не уходит. Каким будет первый трал? Первый хороший трал предвещает удачу.
Солнце в утренней дымке, подымающейся от воды, — тусклое, бледное, на него можно смотреть, не щурясь. Потеплело. Сидя на тюке запасного трала, принайтовленного к бортовому ограждению, покуривая, можно ждать сколь угодно долго. Но лучше бы побыстрее. Если недолго, значит, действительно там что-то есть. А когда трал волокут несколько часов, это плохо, просто экономят время: чего же подымать пустой трал на борт?
Кто-то, вернувшись из рубки, от штурманов, сообщает: отличные, большие заходы! Правда, эхолот может зафиксировать что угодно — скатов, кальмаров, планктон: он их от рыбы не отличает. Но все-таки…
Нет, уж лучше не верить всем этим сообщениям! Потому что столько бывает обнадеживающих, и все напрасно. Однако легко сказать: не верить! А попробуй не прислушиваться к тому, что говорят вокруг. Говорят много и все об одном:
— Нам бы тресочки, да чтоб для филе годилась…
— Да уж не до хорошего, хоть бы какой ни на есть скумбрии взять!..
Вспоминают прошлые годы, когда рыба словно взбесилась — неделя за неделей, месяц за месяцем шла сомкнутым строем. То были действительно уловы! А теперь?.. Но тут — команда:
— Приготовиться к выборке!
Разговоры враз оборвались, все насторожились, вытянули шеи.
Свет внизу, в цехе, — это видно в сходной люк — померк: дали питание на лебедку. Она пронзительно взвывает в напряженном усилии. Ваера, толстые металлические тросы трала, скрипнули, застонали, зазвенели.
…Мокрый слип дымится, парит от трения ваеров. Показались траловые доски — по форме как рыбьи чешуинки: выпуклые, округлые. Они как бы распирают горло трала.
Стоп лебедка!
Матрос хватает джильсон — трос с крюком на конце, наброшенный на один из боковых барабанов лебедки, — и бежит к слипу. Теперь, когда показались первые метры сетного полотна, его будут тащить перехватами, попеременно подтягивая то правым, то левым барабаном лебедки.
Посмотреть сейчас на матросов-тральцов со стороны — мечутся как угорелые. Если уж пошла рыба, не зевай! Используй каждую секунду, потому что секунды эти делают рейс. Ведь рыбак не только ловит, но и ищет, причем иногда месяцами.
Джильсон, проскакивая на барабане, стучит, извлекая из массивной, намертво вцементированной в палубу лебедки тонкий, чуть слышный нутряной звон. Этот звон очень волнует присутствующих: лебедка звенит от натуги. Одна рыбешка, запутавшаяся в крупной ячее горловины, другая… А дальше — столько, что рябит в глазах.
Когда из воды показался мешок трала, все разом ахнули: тугая длинная кишка сплошь набита синевато-фиолетовой скумбрией.
Еще мешок не поднят на палубу, еще заводят гаки бортовых лебедок, а вахта обработчиков уже покатилась вниз по трапу, в цех. Теперь только успевай поворачиваться!
…Надо бы подождать минут десять, чтобы рыба заснула, а то она спрыгивает с ленты конвейера, выскакивает из противней. Но где там ждать, когда мастер Юра Матвеев носится по цеху с криками, с воздетыми вверх кулаками.
Витя Ембахтов, первый номер на забивке, — парень спокойный, невозмутимый. Его напарник нервничает, не удается ему донести до весов полный противень. Ембахтов помогает ему, приговаривая:
— Успеем, не дергайся…
Палуба цеха завалена рыбой. Никто ее не поднимает — некогда.
Без привычки на забивке не выдержишь темпа. А привыкать приходится в каждом рейсе: не то что теряются навыки, сноровка — просто необходимо втянуться, войти в другой, более учащенный, чем на берегу, ритм. Но Ембахтов ухитряется улучить минуту-другую, чтобы помочь напарнику. Потому что тут как у альпинистов: средняя скорость та, с которой идет отстающий.
Движения Ембахтова расчетливы, выверены. Хватает противень, делает пару шагов к «телеге». (Это нечто вроде металлического стеллажа, в котором зажимаются противни; он передвигается по подвесной дороге.) Ембахтов с маху забивает противень в ячею и [тут же делает два шага назад.
Иногда, ухватившись за тавр подвесной дороги, подтянувшись, он забивает погнувшийся противень ногами: не станешь его выпрямлять сейчас, это потом, когда будет передышка.
«Телега» забита; дверь рефрижераторной камеры, массивная, как в бомбоубежище, откатывается в сторону. Пронзительно, тонко визжит пневмотурбина Гены Орлова. Еще полтонны «заморозки» поехало в камеру.