А Сарыг после всех передряг устало осмотрелся и пошел искать новое убежище.
В дельте Амударьи тростниковые джунгли захватили каждый кусок суши и мелководья. Стройные и крепкие, высотой до пяти метров, растения образовали непроходимую чащу. Только тропы кабанов рассекали заросли.
Мутные воды реки вливались в сеть проток и озер. Лёсс осаждался, создавая мели и бары, меняя русло. Вода постепенно отстаивалась, становилась прозрачной, но от массы растущих и отмирающих растений приобретала странный, темный оттенок.
Течение, не всегда могло размыть грунт, пронизанный сплетением корней, и поток устремлялся прямо в чащу. Черноватая вода, вскипая гребешками пены, с журчанием неслась под уклон через корневища, коряги, упавшие стебли…
Сарыг забрел в джунгли. Он долго шлепал по мелководью, бродил по исчезающим тропинкам, теряя их и находя новые. Отдыхал где придется — на кочках или мелких островках, узкими гривами рассекавших болото. В конце концов шакал запутался в лабиринте тропинок. Он попал в места, где из-за постоянных колебаний уровня воды и частых наводнений не могли обитать мыши, песчанки, суслики, зайцы. Но ловить птиц не представляло особого труда. То заснувшая на островке утка, то беспечный кулик или бекас попадали на обед хищнику. Однажды шакал схватил крупную чайку, всполошив всю колонию. Эти птицы успели нанести ему несколько чувствительных ударов клювами. Пришлось выпустить из пасти добычу и начать огрызаться. Чаек Сарыг больше не трогал, зато приспособился промышлять серых цапель. Они держались парами или выводками, попадались и одиночки. Птицы степенно расхаживали по болотистым отмелям, замирали, карауля добычу, и вдруг молниеносными ударами клюва хватали некрупных рыб и лягушек. Зоркие птицы обычно вовремя замечали хищника. Молодые же цапли нередко устраивали свои засады среди стеблей тростников. Их оперение сливалось с растительностью, удачно маскировало охотников, но и шакалу нетрудно было подойти незамеченным. Сарыг терпеливо подкарауливал неосторожную птицу, впиваясь в длинную шею. Однажды он промахнулся и ухватил жертву за основание крыла. Цапля изогнула шею и нанесла свирепый удар кинжалом-клювом. Она целилась в глаз, но шакал успел увернуться, отметина же на морде осталась навсегда.
Шакал часто находил хатки ондатр. Низкие, заболоченные берега не позволяли водяным грызунам устраивать норы в откосах грунта. Они натаскивали кучи тростника, водорослей, ила и, когда масса высыхала, выгрызали в ней ходы и норы. Выход из гнезда устраивался под водой. Прочный купол крыши служил столовой. При появлении хищника поднимался шум, плеск, зверьки ныряли и исчезали надолго.
Шакал изловил молодого зверька, но мясо показалось невкусным, и хищник больше не трогал ондатр.
Как-то шакал увидел высокие деревья, растущие правильными рядами. Густые кроны трепещущих от ветерка листьев начинались высоко от земли. Ниже прижимались к стволам сплетения сухих ветвей. Тишина ясного солнечного утра, ласковый шепот моря, мирные хлопоты множества птиц создавали впечатление безмятежного покоя. Однако многоопытный Сарыг держался настороже. Он не находил следов других зверей. Только быстроногий бродяга-волк, промышляя у моря, оставил цепочку следов. Шакал подошел к ним. Шерсть на его загривке встала дыбом, он сторожко озирался. В полдень с моря подул свежий ветер. К вечеру он достиг силы шторма. Седые от пены валы с ревом побежали на низкий берег. На мелком месте они вспухали, обрастали гривами и тяжелой массой вод крушили все на своем пути.
Волна за волной набегала на равнину, быстро затапливая низкие места. Под напором ветра уровень моря поднялся, и побережье скрылось под водой.
Сарыг успел удрать от наводнения. Из-за усталости и непогоды у него пропал аппетит, только мучила жажда. Зверь поживился арбузом на заброшенной бахче и залег отдыхать. Ночью он пустился дальше по кромке тростниковых зарослей. Вскоре шакал увидел стада коров, овец, табуны коней и верблюдов. Между ними разъезжали пастухи, бегали собаки, а за полем начинался лес.
Привычная картина обрадовала Сарыга. Он залег в кустах и стал дожидаться вечера. На закате пастухи съехались к стану, стреножили лошадей, установили марлевые пологи и развели костер. Запах дыма и горячей похлебки дошел до шакала. Он почувствовал голод, встал, потянулся и под покровом темноты безбоязненно направился к тугаям, к границе недавно созданного здесь заповедника.
Пасшиеся недалеко кони учуяли хищника и заржали. Встрепенулись и подали голос собаки, но шакал успел нырнуть в заросли. Запоздало прогремели выстрелы дежурного пастуха.