Есть люди, рассматривающие его как изысканный деликатес, а есть и такие, которые наивно полагают, что смогут вылечить астму, натираясь собачьим салом. На мой же взгляд, поедание собак, наших верных и преданных друзей, — самое настоящее варварство. Его следует строжайше запретить.
Первых «съедобных собак» — чау-чау, прибывших из Китая в Европу, к счастью, не съели. Было это в 1780 г., когда какой-то матрос взял с собой на корабль двух малюсеньких щенят. Один английский священник описал эту породу, отметив помимо синего языка еще н прямые задние ноги, без привычного у других собак изгиба. Однако стать родоначальниками наших сегодняшних европейских чау-чау этим двум экземплярам не было суждено. Ими стали собаки, завезенные гораздо позже, через целых сто лет, и экспонировавшиеся поначалу в зоопарках рядом с обезьянами и попугаями. До тех пор, пока ими не занялись собачьи питомники.
Один из этих «синеязыких», по кличке Чау Восьмой, завезенный из Китая в 1895 г., заняв на выставке собак призовое место, был затем продан за две тысячи марок и стал, по слухам, родоначальником многих поколений европейских и американских чау. Эти собаки постепенно становились все «благороднее», все более «голубых» кровей. Однако китайские имена им дают охотно и по сегодняшний день, например Ай-чинг («любящее сердце»), Куан-ин («богиня»), Май-май («младшая сестра»), By-тип («бабочка»), Шипп-пэ («певунья»). Подобные клички производят значительно большее впечатление, чем просто Жучка или Пират…
Когда я у одних моих знакомых фотографировал чау-чау, то явственно ощущал, как неприятно пробирает меня ледяной сквозняк неотапливаемого вестибюля. Даже сквозь подошвы ботинок проникал омерзительный холод, исходящий от каменных плит, покрывающих пол. Какой густой и теплой должна быть шкура такой «съедобной собаки», я понял только тогда, когда Хиен-тцу («многоуважаемый господин») и Кум-сум («золотое сердце») преспокойно разлеглись спать на этом каменном полу (см. заставку).
Они и на самом деле очень приятные, степенные и представительные собаки, эти чау-чау. В Европе они нашли своих ценителей, и действительно представляют благодаря своей оригинальности большую ценность.
Елена Чупеева
ЭНЦИКЛОПЕДИСТ И ПУТЕШЕСТВЕННИК
Заставка В. Родина
Зима 1793 г. была на исходе. Стояла сильная оттепель, и лошади с трудом тащили громоздкие сани, в которых сидел Паллас. Его путь пролег от Москвы через Царицын в Крым. Первопрестольная давно скрылась за окоемом. Предстояло переправиться через Клязьму по льду, но оттепель сделала свое дело: на льду тускло отсвечивали линзы воды. Здоровенный ямщик в обтерханном тулупе резко остановил коней, повернул к задумавшемуся Палласу лицо, по самые глаза заросшее рыжей бородой.
— Что делать-то, ваша милость?
Паллас остро глянул на него, на реку, и в голубых глазах мелькнула усмешка.
— Ничего, — спокойно сказал Паллас. — Я покажу дорогу.
— Опасно, ваша милость… Может, до ночи обождешь? Покрепчает мороз.
— Ждать некогда.
Паллас тяжело вылез из саней — прожитые годы ощутимо давили на плечи — и уверенно ступил на лед.
До середины Клязьмы все шло хорошо. Кося глазом на разводья, кони послушно шли за поводырем. И вдруг зловещий треск, лед прогнулся и лопнул. Паллас чуть не по шею провалился в полынью. Хорошо, что не выпустил узду! Кони вскинули головы, испуганно шарахнулись в сторону и выволокли Палласа на лед.
— Ох-ти, барин! Да как же это?!
Ямщик прыгнул с облучка, ухватил академика за ворот мокрой шубы.
Чувствуя, как озноб сотрясает тело, Паллас лежал под кое-как отжатой шубой. Сорок верст бежали кони во весь дух до ближайшего села. Паллас клял себя за оплошку. Объехать десятки губерний России и тут, на обжитой Русской равнине, недалече от Москвы, провалиться под лед. А ведь в новых краях опасности были не в пример грознее. Ан, обходилось… В памяти ожили мрачные чащобы вогульских лесов, дикие, безлюдные горы Алтая, гнилые болота: Все было! Странствия в камышово-осоковых низовьях Явка» изнуряющая летняя жара в степях Прикаспия, солончаки. Горы и леса Забайкалья, расслабляющий воздух Закаменной Даурии — такой легкий и «весьма летом упругий», а на самом деле источник хворобы, которая свалила почти всех спутников. Все прошел ты, Петр Симон сын Палласа, нигде не оступился.