— Это отчет об интродукции шиншиллы на Памире. Прочтите-ка вот это, — с этими словами он протянул рукопись мне.
Я прочел: «После выпуска шиншиллы в урочище Яхчисор отмечалось нападение гюрз на зверьков. Две шиншиллы погибли еще в вольере, куда их выпустили после продолжительного содержания в клетках». И дальше: «Одной из причин исчезновения шиншиллы в местах выпуска можно считать нападение на них змей».
Я посмотрел на профессора.
— Рецензию представить до или после отпуска?
— Какую рецензию? Ехать туда нужно! И немедленно! Шиншилл выпускали в местности на высоте более 1800 метров над уровнем моря, а ведь выше 1500 метров гюрзы встречаются редко. Отыщите и привезите для морфологических исследований десятка два этих змей. Я договорился о лицензиях. Когда будете ловить змей, заодно поищите и шиншиллу. Выехать нужно через два дня. Вопросы есть?
Какие тут вопросы? Профессор одним выстрелом убивает двух зайцев: дает мне возможность познакомиться с памирской гюрзой, а за это я должен проверить, прижилась ли в горах шиншилла. Разве можно отказаться от такой поездки? Даже если для этого нужно отложить отпуск? Лещи в. лесном озере могут облегченно вздохнуть!
Четыре тысячи километров в наш век преодолеть — пустяк. Через три дня вместе со старым другом герпетологом Василием Карпенко я уже оказался в памирском кишлаке Зигар, откуда до урочища Яхчисор оставалось около тридцати километров «острой тропы». В отчете так и было написано — «острой». Ходить по горам мне приходилось много, но с «острой тропой» я встретился впервые. О ней речь впереди.
Найти проводника и нанять вьючных ослов нам помог учитель местной школы, и на рассвете через пять дней после отъезда из Москвы мы вышли на эту самую тропу.
На переднем осле едет проводник, пожилой горец Гариф-бобо, на двух других — наши пожитки. Мы с Василием идем пешком. Тропа вывела нас на берег Пянджа в узкий глубокий разлом. Обычно говорят, что реки текут. К Пянджу это слово вряд ли применимо: Пяндж скачет по камням.
В ущелье хмурый полумрак. Свежо. Даже в штормовках пробирает холод. Глухо рокочет река. Цокают ослиные копытца. Скрипит под сапогами каменная крошка. Тропа то спускается к самой воде, то отходит от реки и вьется среди валунов и остроконечных глыб. Полумрак цепко держится у скал и склонов ущелья. Идем час, другой. В полумраке спотыкаемся о камни, и вдруг… откуда-то сверху волна света, будто включили электрическое освещение. Это солнце вышло на снежные пики. Косогор сменяется спуском, спуск — подъемом. Мы изрядно разогрелись. Штормовки сняты. Надо бы передохнуть, но Гариф-бобо поглядывает вверх и торопит:
— Давай, давай! Солнышко вышло на половину склона. Оно ждать не будет. В жару на Пашмык подниматься трудно! Давай, давай! Отдохнем на перевале!
— Гариф-бобо, — спросил Василий, — где вы научились так хорошо говорить по-русски?
— Проводником был, геологов водил. Потом в войну на фронте был. Потом в госпитале лежал. Вот и научился.
У подъема на перевал Пашмык мы оказались тогда, когда солнце уже пронизывало поток Пянджа, бегущий на дне ущелья. Подъем начинался в урочище Овгард — неширокой покатой террасе на берегу Пянджа. Вдоль реки прохода по берегу нет. Здесь поток с ревом гложет отвесные скалы. Тропа пересекает террасу и между скалами ведет вверх, туда, где даже после жаркого памирского лета белеют пятна снега. Прыгает с камня на камень ручеек, и тропа тянется вдоль него, переходя с одного берега на другой и по временам исчезая под водой. В таких местах из-под наших ног брызги летят во все стороны. Но вот тропа уперлась в крутой глинистый склон. Гариф-бобо, кряхтя, слез с осла, потопал, разминая ноги, и сказал:
— Ишакам чуть-чуть отдохнуть надо!
— Нам тоже! — в тон ответил я.
Отдыхали недолго. Гариф-бобо проверил вьюки, перевязал потуже поясной платок, подвел своего осла к едва заметному следу на склоне, ткнул его палкой в круп и скомандовал:
— Кх!
Осел шумно вздохнул и полез по склону вверх. Вьючные ослы, не дожидаясь тычка палкой, потянулись за ним.
Двадцать шагов по косогору вверх, крутой поворот и опять двадцать шагов вверх. Зигзаг за зигзагом, зигзаг за зигзагом — вверх к перевалу. Пот выступил на лбу, стал заливать глаза, рубаха взмокла. Во рту пересохло. В висках застучало. Справа — каменная стена, слева — обрыв. Неожиданно выбрались на небольшую площадку. Рядком, касаясь друг друга боками, стоят ослы. Гариф-бобо подтягивает подпруги. Мы повалились было на камни, но проводник тут же нас поднял.