Вот едет новгородец Есип Варфоломеев и московский ратник Иван Абакумов конь о конь, беседуют:
— Ну и рече князь Дмитрий Иванович: «Почто бесчинствуете? Почто гостей моих грабите? Не ведомо ль вам, что лучше малое имение с правдою, нежель богатство велие, лихоимством добытое?» — Есип Варфоломеев молчит, чтоб подчеркнуть законность и значимость вопроса, потом продолжает: — А Федька Хлыст, царствие ему небесное, рече: «Отложи, княже, нелюбовь свою. Грешны, аще грабили бесермен, они же у хрестьян награбили».
— Ну и принял в рать свою Дмитрий?
— Принял с охотою превеликою… — Есип заразительно смеется, но тут же прикрывает рот ладонью: пятеро братьев пришли к великому князю Дмитрию, а возвращается он один.
— И много ль у Мамая добра взял?
— Заплатил ордынец дань хорошую, токмо кровью сыроядцев своих…
…А дорога вела все дальше и дальше, вела и лесом, и полями, казалось, и конца ей не быть. Может, не надо и печаловаться, развеешь ли горе думой? Смотри и смотри, как привечает тебя родная сторона, вольно раскинувшаяся, уходящая на полуночь лесными увалами. Бессчетно в них урочищ и весей. Развертывался в синеватой дымке весь обильный и могутный Залесский край, земли русских княжеств, подклонившиеся под руку великого князя Дмитрия. Обильны здесь и бобр, и куница, и хохуля, и лиса, и векша, и заяц. Стадами бродят вепри, жируя в дубровах. Об эту осеннюю пору стучат грозными рогами лоси. Заберешься в чащобу — не миновать встречи с топтыгиным. А в реках лови и осетра и стерлядку, не ленись закидывать невод почаще. Возле малых рек и великих, озер лесных стоят по холмам, да и в низинах, города и селенья. В водную гладь смотрятся и церкви, и терема, и палаты боярские, и избы простого люда.
И вот открылась излучина широкой реки. Миновали вои Котел, Данилов монастырь, села Хвостово и Колычеве.
Вои догнали путников с нехитрой кладью. Есип Варфоломеев распознал в них земляков с новгородской стороны, но те роняли слова неохотно, и он подъехал к остроглазому отроку, назвавшемуся Васильком. Тот поведал, что все они плесковичи, каменных дел мастера, побывали и в Новом Торге, и в Нижнем Новгороде. Были в других городах. Но нигде не встречали ничего достойного сравнения с родным Плесковом иль самим Новгородом Великим.
Есип кивал согласно, а все же и улыбку прятал в рыжую свою бороду.
На левом берегу реки, на высоком холме, куда взбирался темнохвойный бор, показалась заметная издали белокаменная кладка неприступных стен с мощными угловыми и проездными башнями. И там, за стенами, виднелись купола белокаменных же храмов. На левый берег вел наплавной бревенчатый мост, скрепленный коваными скобами. Все вокруг было истоптано конскими копытами, валялась порванная сбруя, сломанные колеса, древесный мусор. В нос ударил тот особый запах лесной воды, что ощущается и у малого бегущего в чащобе ручейка.
Кони несмело ступили на осклизлые бревна наплавного моста, осторожно переступая ногами. Вода, журча, обтекала бревна: течение, видно, было сильным. И когда одно из бревен резко погружалось, фонтан брызг обдавал всадников. Но никто этого и не замечал. Все взоры устремлены были на белые кремлевские стены. И тот, кто узрел их впервые, и сами московичи шептали невольно: «Лепота!..»
Плесковичам и новгородцам странно было видеть в глуши лесной столь дивный город, о коем мало что и известно было.
— Вот она, Московь-от, — сказал Есип Варфоломеев Васильку-отроку, — чудо чудное. Сколь ни зорили враги, ни палили незапные пожары, а она все прирастает да прирастает слободами и монастырями. Как разуметь тако?
Есип всюду прошел, остер умом и всеведущ. Не раз ушкуйничал на Волге-реке, а узревши ее, человек в помыслах своих и речениях как бы вдвое мудрее становится.
— Зри, отроче Василько, — указал он плетью на северо-запад. — Отсюда путь лежит в наши новеградские да плесковские края. И все, разумей, по рекам и озерам, мало где волоком. А там, — взмахнул он рукой, сделав широкую дугу, — стольный град, коий сам Мономах ставил, того ради и имя ему дано — Володимер. Не бывал? Вельми красно украшен град тот. Зреть надобно… Ну а дале Волга-река, а по Волзе… — Есип прикрыл глаза, вспоминая свои ушкуйные походы, — путь до самого моря Хвалынского, и в Лукоморье, и к яссам. — Есип махнул рукой на заход солнца. — Там, сам разумеешь, Литва, тамо и немец сидит, и угры, и ятвяги, и другие латинские страны. Одначе и они путь на Русь держат, и тогда Московь не миновать. Ну и в Царьград…