Из кухни уже доносится аппетитный запах кебаба — жаркого из горного козла-киика, а Шакиргиз опять исчез. Я иду искать его, но останавливаюсь на пороге завороженный.
Поэты и путешественники многих поколений утверждали, что горы создают торжественное настроение, располагают к размышлению. Это справедливо. Какая-то доля величественности окружающего мира переливается в душу человека, в нем пробуждается гордость от того, что он не раб, а властелин этой могучей и грозной природы.
Так думалось и мне, когда я неторопливо шел вдоль берега. А вот и Шакиргиз. Рядом с ним девушка. Она держит букет эдельвейсов и смотрит на нашего проводника. Я догадался: это его невеста Азизмо.
Мне почему-то захотелось крикнуть: «Шакиргиз, не надо было эдельвейсов. Она и так знает, что ты настоящий парень!» Но я не крикнул. Зачем мешать влюбленным?
— Только вот что — плывите подальше от берега, — напутствовал нас начальник метеостанции, когда мы решаемся двигаться дальше. — Историю Сареза вы знаете, поэтому будьте осторожны.
Предупреждение, пожалуй, не лишнее. За два дня в Ирхте мы не раз видели, как с отвесных берегов срывались камнепады. А что касается истории Сареза, она довольно широко известна, но все же вкратце напомним.
Ночью 19 февраля 1911 года титанический удар подземных сил расколол гору над кишлачком Усой сверху донизу. Шесть миллиардов тонн камней и скал рухнули в ущелье реки Мургаб и образовали завал высотой 700 метров и шириной у основания около восьми километров.
Соседние кишлаки Сарез и Ирхт, давшие названия озеру и метеостанции, покоятся теперь на глубине 500 метров под теми 90 кубическими километрами воды, которые за шесть с половиной десятилетий накопились у завала.
Алексей Горелик занят этими цифрами. Воды рек и озер Памира — его дело, дело гидролога. От метеостанции до кишлака Нусур, по ту сторону плотины, созданной природой, где, собственно, начинается река Бартанг после ее слияния с Кударой, хорошая тропа, но мы плывем по озеру, так как Алексею нужно еще раз осмотреть, как фильтрует Усойский завал.
С нами плывет местный охотник-таджик. К нему сейчас и обращается Алексей:
— Понимаешь, человечество только еще мечтает строить такие плотины, как этот завал. А тут — бери, используй готовенькую, сделанную природой. А водохранилище?..
— Что? — почтительно переспрашивает старый охотник.
— Электростанцию, говорю, надо строить. Проложить канал и соединить Сарез с соседним озером Шидоу. Потом пробить тоннели к Бартангу, поставить парочку турбин на Бартанге мощностью эдак по миллиону киловатт каждая. Тогда весь Памир можно залить электроэнергией.
Идею постройки электростанции на Сарезе высказал еще лет пятьдесят назад инженер Караулов, один из первых исследователей энергетических ресурсов памирских рек. А незадолго до нашего прихода с Сареза уехала комплексная энергетическая экспедиция, которая в течение двух лет изучала водный баланс озера, запасы влаги в окружающих ледниках и множество других проблем.
На перспективной промышленной карте республики такая станция уже есть. Мощность ее — в зависимости от нужд развивающегося народного хозяйства Памира — может быть от восьмисот тысяч до полутора миллионов киловатт и больше. И это дело недалекого будущего. Пока же экономика Центрального Памира еще только начинает набирать свою мощь, и потому старый охотник не совсем понял грандиозные планы энергетического преобразования высокогорного Сареза.
Прощаясь, горец что-то горячо говорит Чержу Давлятову на горно-таджикском наречии. Капитан переводит:
— Он предостерегает нас. Теперь нужно быть особенно осторожными. У местных жителей есть такая поговорка: «Кто на Бартанге не бывал, тот Памира не видал». И еще недоволен, что одни идем. Без местных жителей.
Но мы все же решились идти без местного проводника, хотя впоследствии не раз жалели об этом.
За Сарезом высота 4000 метров. С гребня водораздела бросаем последний взор на долину Мургаба: два озера рядом — Сарезское и отделенное от него перемычкой Усойского завала Шидоу. Но какие они разные: цвет Шидоу — изумрудно-зеленый, Сарезское — ярко-синее. Будто два драгоценных камня в серебряной оправе ледников.
Впереди — Западный Памир. Другой мир. Другие горы. Уже нет широких долин, пологих подъемов к вершинам. Гигантские стены хребтов плотно встают один за другим. Ущелья, разделяющие их, узки и глубоки, реки — бешеные. Это опасные горы!
Как действуют чары этих гор, их властная сила, я почувствовал, едва мы спустились в долину Бартанга. «Высокая теснина» — так переводится это название. Действительно, скалы обрываются отвесно километра на полтора, а местами на два. Тропа, даже не вьючная, а пешая, робко жмется к горам над пропастями, петляет по крутым осыпям.