Хороши болота и в июне. Прохладный ветерок гуляет по равнине, разгоняя комаров, на смену морошке приходит пушица, и снова все вокруг бело, щук заменяют окуни.
Хороши и июль с черникой на островах, с необобранными пластами белых грибов по кромкам черных боров, и август, когда звезды величиною с яблоко так и сыплются на тебя.
Но особенно притягательна на болотах сентябрьская осень. Зеленые мхи вновь усыпаны клюквой, острова полыхают желтым и красным пожаром кленов и осин, и на рассвете в урочище Темный Карман, выбивая копытами ямы, стонут, ревут лоси.
И всегда рядом с тобой первозданность местности, где ты можешь проверить свои силы. Не всем же дано идти к Северному полюсу, лететь в ракете над Землей, взбираться на вулканы. И в центре болот — Русское озеро, я верю — я достигну его. До встречи, Русское озеро!
Осуществить мечту удалось так. Перед ноябрьскими праздниками ударили бесснежные морозы. Собралась группа из шести человек, проводником согласился быть сын Павла Сергеевича — Олег.
Тропочки, пронницы, озера замерзли, и потому шли мы от Замошья, деревни на краю болота, всего десять часов. Уже в шесть вечера поставили палатки в километре от озера на славном сухом бугорке, а на другой день чуть свет побежали к нему на свидание.
Перед тем как озеру замерзнуть, свирепствовал ветер, гнал волну на берег, и травы, кусты, склонившиеся к воде сосны — все было в ледяных наростах. Ненадолго выглянуло солнце, и четырехкилометровое идеально круглое озеро засверкало в серебряной оправе. Ни души, ни звука, ни единого дымка не виднелось на его сосновых берегах. Я лег на черный тонкий лед, накрылся плащом. Курчавые элодеи, мох фонталис, улегшиеся на ил, блюдечки кувшинок виднелись на дне. И вдруг я заметил движение: какие-то серые тени пересекали светлые пятачки песка. Вгляделся внимательно: огромные окуни, расталкивая боками рдест, словно телята, пощипывали донные травы.
Спутники мои уже торопливо рубили топориками лунки… И пошло, и пошло, и пошло… Попадались или черные, как головешки, самцы граммов на двести, или полукилограммовые рыжие окунихи со слабыми голубыми полосками по бокам. Потом, раскатываясь по блестящему, как паркет, льду, мы побывали и в истоках Порусьи, и там, где ручей впадает в озеро, и около древних копаных ям — то ли соляных, то ли лечебных. Клевало повсюду отменно, даже ко!да началась пурга, клев не прекращался.
Ну а вокруг озера, словно часовые на страже, стояли высокие острова: на мрачном Домше осины в три обхвата, несколько полуистлевших деревьев с квадратными окошками в стволах лежало на земле. Вероятнр, когда-то кто-то занимался на острове древним бортничеством. На другом острове, веселом, курчавом, под названием Рядоха, висели на лещине гроздьями лесные орехи. Безыменные островки уснувшими ежиками вставали на нашем пути, и всюду след от острова к острову был розов: клюква взрывалась под ногами, как маленькие хлопушки.
Особенно по душе пришелся остров Межник. Он еще не успел зарасти лесом, на уютных полянках поднимался пиками в небо можжевельник, коричневые подсохшие плоды висели на яблонях, стояли не успевшие рассыпаться в тлен, прихваченные неожиданным морозом боровики, краснела брусника.
С Русского озера мы шли уже другим путем — через Рдейскую чисть. По карте напрямик это совсем недалеко — пятнадцать километров, но вдруг нас догнали низкие ватные тучи, из них посыпался снег пополам с дождем, болото мгновенно оттаяло, и мы начали проваливаться. Добрались до асфальта ровно через три дня.
Весной я не утерпел, сделав лыжи-болотоступы, сбегал с товарищем в те благословенные, не тронутые цивилизацией края, слушал, как, чуть ли не сталкиваясь с молодым зеленым месяцем, ослепленные любовью, словно одетые в новые резиновые сапоги, хорхают-поскрипывают вальдшнепы. А второго мая вновь пошел снег, и, когда мы вылезли из палатки, белые полотнища вокруг были все в черных шляпках сморчков, будто их кто-то всю ночь вколачивал в землю.
Были мы с сыном на озере и в конце июля, насушили белых грибов. Пришлось оставить на Межнике палатку, разные другие вещи, чтобы вынести из этого края редкостный на сегодня дар Нечерноземья — варенье из морошки, которую мой сын видел впервые.
И вдруг в декабре, когда улеглось и подзабылось виденное, — телефонный звонок. Некто Александр Иванович Кондратьев из Ленинграда благодарил нас с сыном за оставленную палатку. Он, так же как и мы, шел своим отпускным ноябрем, провалился в болото, вымок, а тут и дровишки заготовлены, и спальный мешок, а главное — спички есть. «Спасибо за ночлег, все цело, адрес в пленке как был пришпилен к дереву, так и остался висеть».