Евгений Кондратьев
ДРАКОВАНОВА КУЛИГА
Зарисовки Северодвинского края
Худ. Б. Мокин
Удастся ли нам повторить поездку по берегам Северной Двины, Сухоны и Юга? Если удастся, мы увидим за короткий срок многое.
Под Котласом сразу после поезда мы попали в рыболовецкую бригаду, и нам потребовалось какое-то время, чтобы осознать сам факт — мы на берегу реки, лишь по карте известной со школьных лет.
Всего сутки назад мы в огромном, клокочущем от энергии городе ощущали на себе приводные ремни необходимости. Они заставляли вращаться какие-то наши маховички, гоняли нас по проспектам, двигали наши мысли и чувства; как части в механизме, мы были плотно сжаты со всех сторон другими частями, повсюду ощущали тесноту.
И вдруг приводные ремни слетели — перед нами великий простор. Вот и река Вычегда, берущая начало в Предуралье. Она несет свои воды в Малую Северную Двину, и Малая становится Большой, напирает на высокий левый берег, вымывает на правом (там, где мы сейчас) плоские песчаные равнины-пляжи, отодвигает к горизонту полоску лесов, отражает в себе все богатство и многообразие неба — палящее по-южному солнце, ослепительно голубой зенит, последние, тающие нити облаков.
В отдалении мы замечаем на берегу одинокую фигуру; на нее. указывает и старик бригадир. Недалеко от фигуры на воде темнеет борт катера.
— Вон тот, Хлобутин, стоит на приколе. Ему с катера отдают конец невода (крыло), видите? — спрашивает бригадир. — Разматывают, ставят тоню поперек течения, затем ведут и заворачивают к нам, тут будет у нас второй конец. Потом концы сведем вместе.
Старику бригадиру с артистической фамилией Черкасов 73 года. Раньше он плотогонил, награжден за эту работу орденом Ленина, теперь ловит рыбу для совхоза. В бригаде его зовут дядя Костя. Кожаная кепка с маленьким козырьком у старика сдвинута на нос, из-за чего он запрокидывает голову. Щетина на подбородке и щеках дяди Кости задорно поблескивает на солнце, голубые глаза, полуприкрытые козырьком, посматривают вокруг одновременно и молодо и мудро. Видя его откинутую назад голову, прямую спину, я сам невольно распрямляю плечи, втягиваю живот и, пока жена купается в Двине, сбрасываю с себя все, что можно, и присоединяюсь к рыбакам.
Еще помнят бока деревянную полку, еще не выветрился из рубашки стойкий запах поезда, и в голове простучит секунду-другую и покачнется вагон, а на плечи уже легла тяжесть, какую не сдвинуть одному, и босые ноги подражательно, мерно переступают вслед за ногами рыжеволосого рыбака, который идет впереди меня. С легким восторгом непривычного к рыбацкому труду человека, чувствующего, что дело получается и моя помощь нужна, я радуюсь всем своим ощущениям: и свободе от города, и тугой податливости невода, и наслаждению погружать в песок намозоленные обувью ступни. Чурилов, рыжеволосый рыбак, оглядывается на меня: его лицо и обгорелый нос пламенеют на солнце, зубы блестят в ободряющей улыбке. Всё! Бросаем! Теперь надо войти по колено в воду и выбирать невод так, чтобы рыба не могла уйти из него. Какой-то маленький мальчик лет шести очутился передо мной, перехватывает руками верхнюю подбору, с которой стекают в тихую воду струйки воды, и делает это так сноровисто, что у него не грех и поучиться. Что-то блеснуло под водой, ячеи пошли частые, самые прочные, и, сгрудившись в сетчатом мешке, попадали на влажный песок усталые от борьбы и испуга, покорные рыбины — отливающие зеленоватой броней судачищи, нежно серебрящиеся широкими боками лещи, сыто распластавшиеся язи, точеные сиги, нервно изгибающиеся стерлядки. Стерлядкам повезло: старик Черкасов нагнулся и по очереди стал их кидать одну за другой в реку, приговаривая: