— Святого Ионы, — спокойно подтвердил Стяпас. — А что? Небольшой буксир «Метеоролог» шел две недели: в Охотском море еще стоял лед.
— Пешком их отправить по льду! — сердито острили моряки. Буксиру предстояло еще зайти на несколько станций, и всех обуревало нетерпение — горел план.
Сначала на горизонте появились тучи, потом черная точка под ними, и вот гряда островерхих, беспорядочно раскинутых скал.
Даже с низкой палубы «Метеоролога» виднелись обе оконечности острова — восточная и западная. К узенькому каменистому пляжу бежало двое людей. Еще на склоне горы начали стрелять — облачко дыма, а потом долетает негромкое «пафф». Кунгас раздвинул льдины, но подойти к берегу не смог: слишком мелко. Пришлось спрыгнуть в ледяную воду, несколько раз возвращаться на кунгас за вещами, оцинкованными ящиками с продовольствием, мешками с углем. Буксир гудел, смена, уже успев расцеловаться с новоприбывшими, нервничала, торопилась, словно могла куда-то опоздать.
Вещи свалили сразу же за кромкой прибоя.
Когда судно стало поворачивать к морю, Стяпас спохватился и выпалил из двустволки. Насте тоже стала пускать ракеты. С визгом, гамом взмыли сонмища кайр и бакланов. Пролетали под самым носом, без всякой боязни, пронзительно кричали, рыдали, метались в воздухе. Потом воцарилась тишина. Только шелест волн и шорох грязных льдин, трущихся друг о дружку боками.
После того как доставили вещи на место, Насте три дня отскребала ножом и отмывала грязные полы и стены вагончика. Потом привели в порядок метеорологическую площадку. Свободного времени было хоть отбавляй, и скоро они обошли остров, облазили все его вершины. Чайки высиживали птенцов. Они не боялись людей, только шипели, широко раскрывая клюв, — белые язычки дрожали, как жала, — и норовили цапнуть за палец. У подножия гор рос мох, повыше — чахлые кусты рододендрона, втиснувшие оранжевые корни между камнями, и все. Насте наломала веток. В комнате запахло рутой.
— Дорогой мой, такому медовому месяцу может позавидовать весь мир!
— А что же было там, в Вильнюсе? — усмехнулся он.
— Не смей дуться, не смей, — хлестала она веткой Стяпаса по руке.
Никогда она не теряла хорошего настроения. Не отрываясь от аппарата, быстро перезнакомилась с ближними и дальними радистами, вечно рассказывала Стяпасу новости.
— Тут просто чудесно, я тебе говорю.
— Погоди, зима придет, нахнычешься.
Лед растаял, и остров стал необычайно густонаселенным, как большой город. Стяпас постоянно пропадал с ружьем или же запирался и что-то записывал в толстую тетрадь. Двенадцать раз в сутки замеришь температуру, ветер, давление, иногда пустишь воздушный шар-зонд, а потом свободен.
Как-то появилось стадо сивучей. Тупоголовые самцы затевали междоусобные драки. Кайры и черные бакланы, длинношеие, как ласки, вывели потомство и носились круглые сутки, чтобы накормить своих птенцов. Солнце вообще уже не заходило. Светило, как сквозь простыню, вызывая зуд в глазах и тревожа сон, — все казалось, что надо куда-то идти и что-то делать. Возвращаясь с берега, Стяпас неизменно слышал пение Насте. Ей всегда хватало работы — варить, штопать, стирать да еще эта вечная мойка полов… Она встречала Стяпаса поцелуем:
— Это на закуску!
У Стяпаса лицо покрылось буйной растительностью, и он стал отращивать «викинговскую» бороду. Насте помирала со смеху.
Потом подули северные ветры. Как-то сразу остров стал белый-белый. Птицы улетели, стало тихо, как в могиле. К концу сентября замерзло море. Теперь только по сгрудившимся льдинам можно было распознать линию берега.
Стяпас мурлыкал:
Из клыков моржей он пытался вырезать фигурки на эскимоский лад, однако кость оказалась твердой и откалывалась не там, где надо. Решил написать маслом северное сияние, но забыл краски на подоконнике, и они высохли.
Раз Насте сказала:
— Давно ты в ванне не бывал.
— Э… зачем это…
Так она впервые услышала новую нотку в его голосе.
— Хочешь, притащу твою перекладину в комнату.
(В первый месяц Стяпас из старой трубы соорудил перекладину и обмолвился, что будет подтягиваться каждый день.)
— Все равно нас заметет…
— Ну, миленький… — Она вытерла руки и села к нему на колени. Взяла голову Стяпаса в ладони, приподняла: «Как ты говоришь?.. If you can wait… and not be tired by waiting…»
Он спихнул ее с колен:
— У тебя пошло получается… Кроме того, неправильное произношение.
— В университетах я не училась, но…
— И жаль, — перебил он ее.