— А-а-а! — Семен на лежанке дернулся всем телом. Лицо его выражало, как мне показалось, ужас. — М-м-м… — он силился что-то сказать, но из-за внезапно нахлынувших ощущений позабыл русские слова.
— Птица белая — белая птица!..
Тут догадался и я. Трубили лебеди! Я привязал собак и, сунув бродни в лыжные крепления, побежал по реке. Птицы были близко, в заливе, но я увидел их не сразу и удивился, что не заметил издалека. Прямо передо мной четыре лебедя ходили по белому покрывалу залива.
— Четыре птицы, — сказал я, когда возвратился. — Ну, старик, рано что-то; наверное, ошиблись. Что есть будут? Убьют их морозы.
— Зачем ошиблись? — возразил горячо Семен. — Белая птица не ошибается: тепло будет, весна будет!
Трудно было поверить, что станет тепло.
— …Вода будет. Они ждать будут. Им нужно попить воды — только-только начнет таять, самая первая вода. Он очень крепкий — талая вода — силу много дает. Очень важно им не пропустить: только-только растопит снег — ма-а-аленько!.. Теперь не пропадут. Сильный птица белый — не пропадет! И я теперь не умру: талый вода крепкий. Ай-ай! Совсем глупый человек, совсем трусливый. Я думал, меня смерть поймал. Меня лень поймал! Тьфу!
Долго еще Семен поносил себя, ругался и плевался, всячески над собой насмехаясь.
— Куда вы? — спросил я, когда он принялся обуваться.
— Какой ты человек, как не понимаешь? Маленько работать надо. Свой пай работы делать надо.
Он взял пешню и ведро и пошел долбить наросший в проруби за ночь лед.
Юрий Скворцов
ПОД САМЫМ ЖАРКИМ СОЛНЦЕМ
Очерк
Фото автора
Худ. Н. Сидорова
Он очень близко, этот Ближний Восток.
До Адена — самой отдаленной его точки — всего семь часов лета от Москвы.
Ночь, начавшись над Черным морем, мглой висит и над Красным. Прожектора на мачтах аденского аэропорта Хормаксар едва пробивают душный, горячий ночной туман.
В отеле «Амбасадор» портье, позевывая со сна, протягивает ключ. Лифт на четвертый этаж, скрадывающая шаги дорожка, щелчок замка. И… злые, немигающие глаза варана. Вцепившись лапами в край ковра, он бесстрашно рассматривает меня в упор. Сейчас бросится в бой? Раздумал. Молнией юркнул в открытое на балкон окно…
Волны залива черны и ленивы. Вода парная, вязкая, ядовито-горькая. Остро щиплет глаза. «Будьте осторожны! — кричит с берега Абдулла. — Чуть глубже вас могут поприветствовать акулы…»
Чернота наконец-то сменяется блеклой синью. На площади перед отелем прижалась к высоким ногам пальм вереница такси. Белые «мерседесы», желтые «тойоты». По пустому гулкому тротуару навстречу женщина с головы до пят в черном. Вместо лица красное пятно — густая, красного цвета сетка. Странно видеть эту средневековую фигуру на фоне последних моделей «мерседесов» и «тойот».
Он очень близко, этот Ближний Восток. Но это другой мир, в котором соединилось несоединимое. Щедрое солнце. Скудная земля. Люди, живущие одновременно и в первом, библейском веке, и в нынешнем, двадцатом.
На карте Народная Демократическая Республика Йемен — узкая полоса вдоль южной оконечности Аравийского полуострова. От самой Африки и на добрую тысячу километров на восток.
Страна. Земля.
Но на этой земле земли нет. Есть песок. Он начинается от пенистой кромки Аравийского моря и, гонимый ветрами, ползет в глубь страны. Даже гряда гор ему не помеха. За этой грядой снова песок. Пустыня. Все статистические справочники приводят эту страшную цифру — один процент. Только один процент йеменской территории пригоден для земледелия.
Мало где на земном шаре встретишь еще такое жестокое солнце, как здесь, окунешься в такую же насквозь пропитанную влагой жару. Кажутся просто нереальными параметры аденского лета: Днем — под пятьдесят градусов, ночью — под сорок. Влажность максимальная. Дожди очень редки. И почти такая же редкость — облака в небе. Искать тени вне домов бесполезно: ничего не растет на песке и на скалах такого, что могло бы дать широкую листву, а значит, тень, прохладу.
По европейским стандартам жить в таких условиях нельзя. Но здесь живет около двух миллионов человек. Народ. Республика, ставшая таковой всего семнадцать лет назад.