— До революции, — говорил Ришейди, — мы всю рыбу за бесценок сдавали торговцам-перекупщикам. Они фактически были нашими хозяевами. И еще держали нас за горло владельцы лодок — мы отдавали им почти все, что получали от торговцев. У рыбаков ведь ничего своего тут не было. Кто имел обрывок сети или шамран — крючок для большой рыбы, тому, считалось, крупно повезло… 17 апреля 1971 года изменилась рыбацкая жизнь. Мы прогнали торговцев и лодочников и создали кооператив, куда вошло сто рыбаков нашего побережья. Мы стали сами себе хозяева, весь улов теперь продаем сами. Тридцать процентов прибыли тратим на покупку новых лодок, сетей, на бензин, ремонт моторов, а половина выручки идет на собственные нужды рыбаков. Кооператив построил несколько школ для своих детей, у нас теперь есть три грузовика, своя холодильная установка. Мы сами покупаем школьникам учебники, тетради, все, что надо. В некоторые поселки провели водопровод…
О детях Ахмад, правда, рассказывал мне уже здесь, в поселке Рас-Умран, стоя около грузовика и давая возможность гостю как следует, не торопясь, рассмотреть типичное рыбацкое поселение.
И, словно иллюстрируя рассказ Ахмада Ришейди, рядом с нашим грузовиком неожиданно остановился еще один, украшенный яркими лентами цветной бумаги. Из кузова посыпалась детвора в школьной форме: на девочках белые платьица, мальчишки в белых рубашках и коричневых брюках. Их привезли из соседнего поселка, где находится школа. Размахивая портфелями и сумками, детвора стала разбегаться по поселку.
— Смотрите, рыбаки возвращаются с лова! — Ахмад показал рукой на черную точку, едва проступившую в синеве океанского горизонта. — Медленно идут, перегружены…
Ему уже не стоялось спокойно на берегу. Рыбацкое сердце рвалось туда, навстречу самбуке.
— Давайте встретим их в море, — предложил Ахмад и, не дожидаясь моего ответа, шагнул к ближайшей лодке на берегу.
Взревев мотором, лодка помчалась, зарываясь носом в волны. И очень скоро, описав полукруг, шумно ткнулась бортом в бок самбуки. Там, у руля, стоял поистине гигантского роста и телосложения рыбак. Его лицо и торс, по-видимому, уже навсегда окрасило солнце черным загаром. Увидев председателя кооператива, да еще с гостем, он приветливо улыбнулся — на смуглом лице заблестели жемчужной белизны зубы…
— Это Салех, — крикнул мне, пытаясь перекрыть рев двух моторов, Ахмад. — Его зовут Салех, он бригадир.
И, показывая мне рукой еще на двух рыбаков, опять закричал:
— А это его сын и брат! Вы посмотрите, что они наловили!
Я встал на скамейку, заглянул в чрево самбуки и не поверил своим глазам: до самого верха, до бортов, лодку заполнили гигантские черепахи. Почти по метру в диаметре, тяжелые, огромные, они лежали на спинах, обнажив желтые брюшки, и медленно шевелили широкими ластами. Каждая черепаха весила, наверное, с центнер. Их было штук тридцать или сорок.
— Сколько часов вы ловили их? — закричал опять Ахмад. — На обычную сеть? Представляю, как запарились!
— Мы ушли в шесть утра! — рокотал густым басом бригадир Салех. — И ловили всего два часа. Их там оказалось целое стадо, слава аллаху. Мы наткнулись на счастливое место…
Лодки подошли уже близко к берегу. Сын Салеха, худощавый паренек, но ростом с отца, сбросил якорь — и самбука встала. Вплотную к берегу она подойти не могла — было очень мелко.
— Переходите в нашу лодку, — предложил Ахмад рыбакам. — Мы доставим вас домой, не замочив ног.
— Не стоит, — ответил за всех бригадир. — Мы привыкли сами… Скинув одежду и подняв ее над головами, трое рыбаков спрыгнули в воду — легко, не подняв брызг. И побрели к берегу…
— Они действительно так привыкли, — сказал мне Ахмад. — каждое утро, еще во тьме, идут они вот так же к своей самбуке. И так же возвращаются каждый день, когда солнце уже стоит над головой и не дает тени…
Рыбаки вышли на песок. Я видел, как около одного из домов появилась женщина в окружении стайки детей. Она не пошла навстречу мужу, осталась у порога, а дети кинулись к отцу, брату, дяде.
— У Салеха восемь детей, — сказал Ришейди. — Но теперь это не знак бедности. Теперь рыбак может накормить восемь детей. И отдать их в школу…
Есть такая детская песенка, я услышал ее от дочки: «Растут бананы высоко. Достать бананы нелегко. Хочу банан!» Песенка наивная, однако ничего неверного я в ней не находил. Считал, вероятно, так и есть на самом деле: бананы растут высоко, как кокосовые орехи на пальмах, а значит, и достать их нелегко. Оказалось, не так все это…Стою на краю бананового поля. Огромные зеленые лопухи — листья устало свисают почти до земли. Растения могучие, но ненамного выше человеческого роста. Я шарю глазами по верхушкам, пытаюсь увидеть знакомые желтоватые гроздья плодов. И не нахожу.