Дружба советского и йеменского народов — действенная, эффективная дружба!
Центральный район Адена называется Крейтер, то есть кратер. Кратер вулкана. Это трудно себе представить: ряды белостенных домов, забитые машинами улицы, красивейшие дворцы — и все в кратере потухшего вулкана? Да, именно так. Практически каждая улица здесь непременно упирается в черные, до неба нагромождения вулканической породы. Когда произошло тут извержение вулкана, не знает никто. Геологи предполагают, что это случилось несколько миллионов лет назад.
Ну да не в хронологии суть. А в том, что этот главный район города выглядит запертым со всех сторон неприступными стенами. На вершинах этих стен еще возвышаются старинные крепостные башни. И кажется, нет сюда никому входа и нет отсюда никому выхода.
Много веков назад так оно и было. Боясь вражеских осад, аденцы, естественно, позаботились о свой безопасности, а значит, и о воде, о ее сохранении на долгие месяцы. И они придумали оригинальное громадное сооружение, о котором мир узнал еще шесть веков назад. В вулканической породе аденцы прорубили каскад гигантских водохранилищ для сбора дождевой воды: резервуаров наполнялись поочередно, один за другим и могли сохранять 45 миллионов литров чистом питьевой влаги.
Эти великолепные сооружения сохранились но сей день — каждого гостя непременно привозят посмотреть на чудо, сотворенное Предками. Резервуары и сейчас крепки — струи чистой воды тихо переливаются из бассейна в бассейн, навевая прохладу. Гигантские тропические деревья широкой листвой закрывают водную гладь от солнца и пыли. Банальная фраза — райский уголок, но именно это сравнение приходит на ум, когда поднимаешься по каменным ступеням от бассейна к бассейну.
С высоты черные скалы уже не кажутся грозными. За ними-видна сияющая под солнцем, слепящая глаза морская ширь. Но едва снова оказываешься на улицах Крейтера, чернота гор опять окружает тебя со всех сторон и на душе становится неуютно. Гулять по Крейтеру мне нравилось вечером.
Темнота уже закрыла небо — горы растворились в ней, исчезли, зато безлюдные улицы, напротив, ожили. Горожане, переждав дневное пекло за опущенными решетками дверей, за наглухо закрытыми ставнями, валом валят на улицы.
У входов в бесчисленные лавки и магазинчики продавцы зажгли гирлянды разноцветных электрических лампочек, белые неоновые трубки, а то и просто керосиновые фонари. Владелец крошечного кафе примостил на тротуаре деревянный стол и пяток стульев. Они уже заняты, а он, возбужденный наплывом посетителей, все кричит:
— Заходите! Кто отведает мой кофе, всю жизнь будет вспоминать Абдуллу, да благословит вас и меня аллах!
Рядом с кофейней седой старик, тихонько позванивая тяжелыми допотопными весами, продает бурые длинные листья табака — для кальянов. Старик никого не зазывает, просто тихо позванивает весами, ожидая, что те, кому надо, услышат его. Но услышать на улицах Крейтера можно либо все, либо ничего. Бурлит людской водоворот, и все звуки жизни смешались, перепутались. Гортанный голос муллы забивает лихая джазовая мелодия, рвущаяся из лавчонки, где торгуют транзисторами и магнитофонными кассетами. Гудки автомобилей, еле ползущих по загруженным улицам, перекрывают голоса мальчишек, гоняющих в этой тесноте и сутолоке футбольный мяч.
Продавец восточных сладостей, дабы заманить покупателей, выставил прямо на улицу телевизор. Идет какой-то фильм, и на весь квартал слышится то стрельба, то визг тормозов. Нет, оказывается, тормоза визжат не с телеэкрана. Это никак не может пробиться сквозь толпу у телевизора старенький «фиат», в который — разве что чудом! — набилось не менее десятка пассажиров. Только на Востоке умеют так эффективно, «на полную катушку» загружать транспорт. На велосипеде ездят по четверо, не считая детей. На ослика навьючивают столько, что, кажется, и грузовик не потянет. А уж в кузов грузовика залезает население целой деревни или городского квартала. Приходится, конечно, стоять, вминаясь в соседей, ну да не беда: в тесноте — не в обиде!
А какие запахи плывут по улицам Крейтера! От терпкого лукового до нежных, тонких, ароматных. Сук (рынок) уже закрыт, но площадь перед ним все равно извергает запах рыбы и моря.