— Смотри-ка! Так вы зверей не сеном кормите, а пшеницей?
Из кормушки торчал самый настоящий овес.
— Да, — конфузясь за невежество горожанина, ответил егерь, — зерновыми кормим. — Очень не любил он поправлять людей, замечания делать.
— Овес это, юноша, а не пшеница, — буркнул пожилой.
— Вот ведь! — нисколько не смутился молодой. — А еще говорят, овес за лошадью не ходит.
Может, за лошадью и в самом деле не ходит, а за оленем еще как бегает. Одна такая кормушка на пять голов. А головы все сосчитаны, каждый олень в лесу на учете. Так что кормушек надо поставить никак не меньше, чем в плане тебе записано.
На той же поляне рядом с кормушкой был солонец. Аккуратный осиновый пенек слегка расщеплен, а в расщеп вставлен кусок соли-лизунца. Пень уже успел изрядно просолиться, и зайцы с удовольствием лизали и грызли его. Для кабана несколько кусков соли покрупнее. Положены они между двух пеньков, и с боков обиты пеньки рейками, получилось что-то вроде ограждения. Без этого нельзя. Кабан хотя и дикая, а все же свинья и вечно какое-нибудь свинство учудит. Не огородишь солонец, начнет соль рылом футболить. Бывает, метров за сто угонит…
Конечно, меняет человек природу, это верно, тут ничего не скажешь. Меняет. Зверь и птица — часть этой природы, он их тоже меняет. Никуда от этого не деться, от таких перемен. Не остановить их, назад не повернуть. Другое дело, чтобы с умом все было, по-людски, а не абы как, мол, кривая вывезет. Она, может, вывезет, может, и нет. А ведь и другим людям после нас жить. Мы кашу заварим, им расхлебывать. Так что нам перед ними надо совесть иметь, думать, чтобы не прибавить им работы, не загадить им землю-матушку, не опустошить.
Вот с русаком, наверное, уже ничего не поделаешь, не житье ему в нашем краю. Так уж получилось, и теперь ученые люди ума не приложат, как положение исправлять. Но с глухарем дело проще. За что птица страдает? Все меньше ее во владимирских лесах. И опять-таки не охотник в этом виноват. Глухарь — птица осторожная, добыть его нелегко. А исчезает он почему? По нерадивости нашей, по глупости. Есть у него излюбленные места токовищ. Что его туда тянет, непонятно. Рядом и гуще может быть лес, и глуше, ан нет, туда он не летит. Свое старое место выбирает, привычное, знакомое. Может, родиной его почитает или как. Но только туда токовать летит. Но прилетит он туда, а там вместо леса — голое место. Рубят люди лес, токовища не щадят. Просим лесозаготовителей: пожалейте хоть самые-то глухариные места. Можно и рядом лес взять, а этот не трогайте.
Снова заливисто и азартно взлаяла гончая. Ее лай сливался в один, будто трубный звук. Стало быть, шла по горячему следу. Шушкин глянул вдоль просеки и с удовольствием отметил, как быстро и точно выбрал позицию старший гость. А молодой заметался, ткнулся туда-сюда, подошел зачем-то к егерю. Поставить охотника получше, да самому отойти от него — на эти маневры у Шушкина уже не оставалось времени. Гон шел прямо на них. Значит, замри и жди. Вон за елкой уже мелькнул заяц. Недели две назад были настоящие заморозки, потом отпустило. Природа обманула зверька, он поторопился сменить форму одежды. Серую, летнюю — на белую, зимнюю. Теперь на фоне бесснежной земли заяц был виден отчетливо, как мишень. Метрах в двадцати от нас пройдет, прикинул Шушкин. И деревья тут не густо стоят. Верняк!
— Не спеши, — едва слышно шепнул он охотнику, от волнения, видно, называя того на ты. И охотник, молодец, не торопился. Медленно поднял ружье, повел стволы за целью, обогнал ее и плавно нажал на спуск. Грохнул выстрел, но заяц только ускорил бег. «Ничего, возьмешь со второго ствола», — про себя ободрял стрелка егерь. Зверек, как обычно, охотников не видит, он от собаки спасается. Прет чуть ли не прямо на людей. Так близко, что и стрелять нельзя. На таком расстоянии дробовой заряд идет слишком кучно, можно промахнуться. Поэтому зайца надо чуть-чуть отпустить и бить его в угон, целя по ушам. И молодой охотник отпускает зверька ровно настолько, насколько следовало. И стреляет именно тогда, когда надо стрелять. И снова мажет…
Тут только Шушкин вдруг обнаруживает, что сам он даже не успел приготовиться к стрельбе. Так был уверен в успехе гостя. Егерь конфузливо стаскивает ружье с плеча. Хотя чего тут стесняться: порядочный егерь и не должен особенно выступать, мешать охотнику со своей стрельбой, его задача гостю охоту обеспечить, помочь ему. Хотя как вот тут поможешь? Молодой охотник тоже явно сконфужен. Он озадаченно рассматривает свой заграничный «бокфлинт», зачем-то трет рукой стволы: