Опыт Латвии, других Прибалтийских республик, научных учреждений Ленинграда и Москвы, Сибири и Дальнего Востока, где тоже ведется работа с рододендронами, говорит о полной доступности их культуры почти на всей территории СССР. В этом видится один из путей сохранения золотого фонда отечественных рододендронов, обогащения ими культурных насаждений.
И конечно, наш общий долг — не допускать дальнейших потерь в природе, для чего следует воспитывать в себе чувство ответственности за все живое, что окружает нас. «Граждане СССР обязаны беречь природу, охранять ее богатства», — говорится в Конституции СССР. К этому призывает и Красная книга СССР, созданная многолетним трудом целой армии ученых, подлинных хранителей природы. Книга — счет, предъявленный природой людям, книга надежды на сбережение всего многоцветья наших лесов и степей, гор и лугов, без которого оскудеет и человеческая жизнь.
Пабло Неруда
ВОЛШЕБНАЯ ВЕРФЬ
Рассказ
Перевод с испанского Н. Максимовой
Художник И. Гансовская
Нет, я не собираюсь раскрывать тайну этих кораблей, единственных в своем роде. Ведь если рассказать «как это делается», тайна перестанет быть тайной, а с ней исчезнет и очарование волшебных корабликов, заключенных в старинные пузатые бутылки, словно ставших на якорь в хрустальной гавани.
Ах, вы очень хотите узнать, как заходят туда миниатюрные суденышки? Тогда вам придется удовольствоваться тем, что я написал в одной из своих од о труде таинственных корабелов. Только учтите, что я профессиональный обманщик и люблю мистификации:
О конечно, вам этого мало. Ладно, так уж и быть, я приоткрою вам часть тайны, но только часть, потому что раскрыть ее целиком мне просто не под силу.
Так вот, великий строитель волшебных корабликов — мой давний друг дон Карлос Голландер. Его биография скромна. Родился он в 1905 году в Баварии, трехлетним малышом попал в Чили, а позднее сорок пять лет бороздил моря и океаны, исходив не одну сотню километров по палубам парусников и пароходов. Первый свой рейс он совершил из Тал-тала в Мозамбик, а затем в Австралию. Не забыть ему финскую барку, на которой он шел из Плимута в Икике через мыс Горн, где океан обрушил на них всю свою ярость. Мой друг Голландер тогда не сходил на сушу ровно сто тридцать семь дней — сто тридцать семь дней жары, бурь и нелегкой работы матроса. Помнит он и то, как во время другого рейса, между Кардифом и Мехильонесом, на пятьдесят восьмые сутки на борту вспыхнул пожар и взорвались трюмы. Тогда Голландера подобрал аргентинский крейсер «Сакраменто».
Да, много пережил мой друг Карлос Голландер. Поэтому-то и хранит он свои воспоминания не в семейном альбоме, а в прозрачных стеклянных бутылках, которым испокон веков моряки вверяли свои последние послания, вручая их испытанным почтальонам — течениям и ветрам. Его воспоминания — это прежде всего суда, на которых он плавал: «Антофагаста», «Чоальин», «Бока Мауле», «Пучоко», «Киньенко», «Ранкагуа», «Федерико Вьехо», барк «Клаус», фрегат «Лаура», пятимачтовик «Флора», четырехма-чтовик «Мария».
Когда, оставив позади немало километров по длинным дорогам Чили, я приезжаю в Коронель, город, пропитанный запахом угля и дождя, и вхожу в дом старого морского волка, то оказываюсь на самой маленькой в мире верфи. В гостиной, столовой, на кухне, во дворе — повсюду шпангоуты, мачты, надстройки маленьких корабликов, которым предстоит встать на прикол в своих стеклянных гаванях. Дон Карлос прикасается своей волшебной палочкой к бушпритам и парусам, фокмачтам и марселям, и кажется, что даже легкий дым, стелющийся в порту, проходя сквозь его пальцы, превращается в шедевр искусства — в новенький, сверкающий отделкой кораблик, готовый отправиться в плавание по бурным волнам морей фантазии.