— Почему?
— Лес рубить начали. Представляете, пойменные леса только и рубят. На глазах сохнут болота, а нет подпитки — откуда же реке воду брать?
К городу Тынде теперь подходит, водовод, на 16 километров проложен. Еще несколько водоводов требуется. Во сколько обходится ныне вода, никто не скажет. Но чтобы в пятидесятиградусный мороз не перемерзали трубы, думаю, кое-какие затраты необходимы. Явно не дешев стакан воды в городе, стоящем на одноименной реке, которой, впрочем, полгода нет — промерзает до дна.
Почему уровень воды в реках падает? Ответ простой. Трасса БАМа проходит почти полностью по долинам рек. Полотно дороги, словно дамба, как бы отрезало реку от одного берега, нарушило систему «река — берега», поэтому и изменения — протайки мерзлоты, наледи, а летом сушь. Нарушений природы год от года все больше. А с ними связаны новые расходы на содержание дороги, на водоснабжение поселков — новые сотни миллионов рублей на ветер из-за неумения хозяйствовать.
Проблемы, проблемы, проблемы… Едва ли не основная на БАМе — продовольственная. Суровые природные условия только рублем не покроешь, нужно еще и пирогом. А с пирогом сложнее. Очень много ртов собралось вокруг бамовского пирога.
По БАМу поезда почти не ходят, лишь пассажирский с рабочими видел я тогда да несколько грузовых со строительными грузами. И одного миллиона тонн за год не перевозит дорога. Зато в штате эксплуатационников более 30 тысяч человек. То есть почти столько, сколько потребуется БАМу, когда он выйдет на проектную мощность. Если выйдет, конечно.
В одной Тынде 60 тысяч ничего не производящего населения. Плюс строители по трассе. Всех надо накормить.
Сказать, что пища в рабочих столовых Тынды вкусна и разнообразна, что она хоть как-то отвечает научно обоснованным нормам питания для жителей Севера, значило бы погрешить против истины. О свежих овощах, о фруктах знают только по картинкам в журнале.
Вспоминаю, когда зашел в один бамовский детский садик, мне резанула слух фраза воспитательницы. Мол, все у нас хорошо, все есть. «И даже фрукты летом?» — спрашиваю. «Да, — отвечает, — один раз в позапрошлом году завозили черешню. Мы спросили у детей: «Дети, что это?» А они не знают. Потом кто-то сказал: «Ягодка».
А я ведь был в одном из лучших детских садиков! Да что там «ягодка»! Молока свежего нет, с мясом затяжные перебои… В остальном же действительно «все хорошо». Консервы, крупы есть.
Где же она, обещанная сельскохозяйственная программа освоения зоны БАМа? У кого спросить: можно ли на таких вот «ягодках» строить серьезную политику заселения зоны БАМа?
— А вы знаете, какие морозы у нас зимой? О каких подсобных хозяйствах вы говорите? — возражали мне в Тынде, мол, пустые все это хлопоты.
— Но на консервах-то далеко не уедешь, — не сдавался я.
Вижу, бесполезный разговор идет, а вести его надо. Как доказать свою правоту? Взял билет и поехал в поселок Олекма, к Новику Владимиру Григорьевичу, посмотреть на его подсобное хозяйство, о котором был наслышан еще в Москве. От Тынды до Олекмы почти 500 километров, но климат такой же. Только в Олекме на трассе пьют свежее молоко, почти круглый год свежая зелень… Словом, есть что посмотреть, что послушать, будет о чем писать.
Счастливчик. Повезло. Я еду по БАМу. Правда, вагон общий, место сидячее, а 500 километров ой как долго тянутся. Все равно еду. Поезд не торопится, пыхтит потихоньку. Все равно еду.
Ведь и в неудобстве бывают свои достоинства. Можно в окно поглядеть. Можно с попутчиками поболтать. Время-то резиновым становится — тя-я-нется…
Весна уж, не бурлит, но чувствуется. Ночью мороз по-прежнему под тридцать, зато днем благодать, даже лужицы появлялись, словно кто воду на снег выплескивал. Осины зазеленели — чуть-чуть — не листьями, корой. А все равно весенний наряд. У тальника ветки раскраснелись, вытянулись — тоже верная примета весны.
Кругом снег, снег, и все-таки лето не за горами. В лучах заходящего солнца увидел станцию Кувыкта, первую от Тынды.
Не здание вокзала — дворец какой-то, правда в современном понятии этого слова. Панельный, мрамором и гранитом украшенный высоченный вокзал. Стоит, как терем-теремок в чистом поле. «А кто в тереме живет?» — спрашивать не надо. Поезда-то не ходят.
Рядом с красавцем вокзалом несколько жилых домов, чуть в стороне бараки и времянки. Вот и вся станция.
Впрочем, и другие станции, до самой моей Олекмы, были такие же. Вокзал-дворец в показушном стиле, над которым поломали голову архитекторы и строители, несколько пятиэтажек, еще что-то барачное неподалеку — вот и все.