EMPORIUM
Это я победил на выборах, это за меня голосовали. Не за программу ни за какую, не за партию. За меня.
Основанное мною рекламное агентство развивалось стихийно и лавинообразно. Постоянно расширялся список продуктов, росло число оптовиков, которым всегда не хватает сторотых потребителей. Сколько можно съесть маргарина, выпить напитков, накупить машин, и к тому же копить деньги, чтобы положить их в банк под привлекательный процент? Рынок давно уже переполнен продуктами. В любом угловом магазинчике их столько, что хватит на долгие годы жизни в изобилии. Поэтому приходится продавать одно за счет другого, подогревать аппетит, формировать предпочтения.
Как мы это делаем? Механизм прост. (Впрочем, простота обманчива: только теперь я понимаю глубинную суть механизма.) Получаем результаты предварительного исследования рынка. Портрет клиентов, возраст, интересы. Сколько они могут потратить на нас. Где их самые чувствительные места, в чем их интерес. Насколько высока та цена, которую они в состоянии проглотить.
Ни в коем случае нельзя переборщить с комплиментом, нельзя их и задевать. Одно фальшивое слово — и продажи упадут. Лучше всего держаться в верхнем регистре. Верхнем, но в их представлении. Так, чтобы они поняли — сразу же, без усилий — эдакое общение цепа с зерном. Одновременно пусть чувствуют, что их слегка так поощрили. Мы прекрасно понимаем друг друга, мы, пользующиеся маркой… — и тут рука лезет в кошелек. (Я далек от цинизма — я лишь конспективно излагаю первый попавшийся под руку учебник по маркетингу.)
Аморальные? Напротив: мы пропагандируем мораль; мы не изменяем жене. Ведь это она решает судьбу бюджета, из которого перепадает и нам. Она дает нам директивы, пристально, непрерывно, сблизи контролируя нас, это ее тайные грезы ворчат в памяти наших компьютеров. Ее приглашает институт изучения общественного мнения на дегустацию сыров, пусть ее вкус решит. Стиральные порошки сулят непорочную чистоту всей семье. Зубные пасты посылают ей множество улыбок и поцелуев, в которых не нащупаешь дыр. Косметика жаждет прильнуть к ее утомленной коже, прокладки каждый месяц выпивают порцию ее крови. Пылесосы с фильтрами дают ей отдохнуть. Она — свет в окошке кинескопов, в которых за тридцать секунд перед новостями мы платим тыщи, а зарабатываем… впрочем, пусть это лучше останется тайной.
Когда-то я писал бескорыстно, смело, не угождая вкусам толпы, сталкиваясь с непониманием. Сарказм критиков не давал мне заснуть. Никто из них до сих пор не сумел обнаружить революционных идей, скрытых под умиротворяющим ритмом (в отношении которых все, как один пень, оставались глухи). Чистая музыка моих амфибрахиев не подходила для скандирования в толпе. Цензоры слегка перекраивали текст, не понимая, что весь текст как таковой — уже покушение. Я пестовал впечатлительность во чреве комнаты, снятой в паскудном доме. Я довольствовался куском рыбы, поджаренной на рапсовом масле. Утром, еще стелился туман, а я уже был на ногах и пускался в первый обход полей. В пении черного дрозда я находил тот тон, который после звучал во мне, когда я терпеливо шлифовал элегии. Никто никогда не слышал пения черного дрозда. Канарейки, только канарейки способны воздействовать на уши публики.
Первые рекламы я написал из мести. Не хотите слушать мой черно-дроздовый голос, тогда покупайте газированные напитки, с ними наживете икоту или несварение желудка. А вы и покупали: продажи выросли в два раза, а я заработал больше, чем за венок сонетов. Вскоре мой портфель заказов был полон. Я вынужден был отклонить ряд предложений, руководствуясь профессиональной этикой, не допускающей рекламу конкурирующих между собой продуктов.
Только теперь я вижу, как грубо ошибался, отказывая этому виду труда в величии. Именно он приводит в порядок хаос действительности, выстраивает иерархию, является проектом чуть ли не теологическим, которому стоит посвятить жизнь, теперь уже близкую к цели.