- Во!
Марфа Никандровна засветила стеклянную лампу, подвесила ее на железный крючок под потолком, тихо посмеиваясь. А Таиска, захваченная Ваниным искусством, уже входила в роль ассистентки и подсказывала ему:
— Чу-ко, чу-ко, Ваня, перекуликни теперь палец-то книзу. Пусть поглядят, отпадет или нет.
Ваня исполнил приказание, но спичка не упала. Он гордо осмотрел застолье, потом поднес палец со спичкой к носу Коли Силкина и приказал:
— Дуй!
Тот дунул.
— Шибче дуй!
Коля дунул посильнее.
Спичка не покачнулась.
— Ну, дунь и ты, — сказал великодушно Ваня и поднес палец со спичкой под нос Миши Колябина.
Миша дунул изо всех сил и ткнулся в палец Вани губой.
— Ну, убедился? — спросил Ваня.
— Убедился, — восхищенно сказал Миша. — Гигант. Таиска, выходи за него — он хороший.
— А мне можно дунуть? — спросил вдруг Игорь. Все это время ой молча сидел на лавке возле двери.
Миша обернулся, поглядел на него и спросил:
— А почему дети не спят?
— Вы же сидите. Где я постелю-то?
— Ложись на мою кровать.
Игорь быстро разделся и пырнул под одеяло, но во все глаза глядел, что творилось за столом. Коля строго посмотрел на него, громко шепнул:
— Повернись очами к стенке и ночуй.
Игорь перевернулся на другой бок. Марфа Никандровна поставила на стол сковороду, придвинула ее поближе к мужикам и открыла крышку. Стекло на лампе сразу запотело, и огонь замигал — того и гляди потухнет. Тогда Марфа Никандровна передвинула сковороду поближе к себе:
— Ишь как распыхалась трещечка-то... Ой, я ведь и забыла ей крылья-то обрезать. Ну да быват, и так не улетит теперь. Ешьте!
Ваня взял алюминиевую ложку и поддел кусок.
— А рыбка посуху не ходит...
— Я хочу выпить за Ваню Храброго, за его мастерство, — предложил Миша тост.
Выпили и стали есть рыбу, обсасывая каждую косточку.
— Скоро я вас своей накормлю, сказал Ваня. — В нашу реку недавно новая рыба пришла – лещ называется. Реки-то многие перетравили, вот она к нам и подалась. На той неделе Санко Синицын одну поймал на четыре килограмма, показывал мне. Шириной с хорошую половицу, хвост как у тетери, а в рог чайный стакан пролезет... Вот погодите, скоро верши поставлю.
— Ты лучше раскрой свой фокус, — попросил Коля Силкин. — Вижу, что тут есть какой-то подвох.
— А видишь, так на вот тебе спичку — и валяй, — закуражился Ваня Храбрый Валяй, валяй... Помусляй, поставь на палец и пусть она стоит.
Коля понял, что так не выманить секрета. Он зашел с другой стороны:
— Нет, Ваня, я вижу, что тут все по науке. Ни у кого таких чудес не видывал. Меня-то ты можешь научить?
— Не получится, — убежденно сказал Ваня.
— Неужели я такой дундук, что не смогу перенять хороший опыт, — льстил Коля.
— Не в этом загвоздка. Тут нужно особое строение пальца.
— Да ладно, Ваня, не томи парня, раз ему хочется вправду перенять — покажи, — поддержали Колю Силкина Таиска и Марфа Никандровна.
— Мне, конечно, не жалко. Да тут нет ничего и особого. Это я еще когда чеботарил, подшивал однажды сапог себе. Хмельной был. Вот шилом палец-то и проколол. Долго у меня болел он, а потом в этом месте выболела дырка. Глубоконькая такая. Вся-то спичка туда не влазит, а если пообщепать ее да помуслить, то очень даже легко проходит и хорошо держится. Я уж давно этот фокус показываю. В деревне-то его все знают. Ну а вы народ новый... Теперь и вы знать будете.
— Он еще и не такое умеет, — сказала Таиска, гордая за Ваню. Она налила себе и Ване по глотку спирта и предложила:
— Давай, Ваня, выпьем с тобой за того Ваню... Хоть ты его и не любил. Да теперь вас, наверно, смерть помирила.
Они выпили. Таиска сморщилась, прикрыла лицо ладонью, а когда убрала руку, глаза ее были влажными. Она помолчала немного, а потом неожиданно предложила:
— А хочешь, Ваня, я тебе на его гармони дам поиграть? — Ваня с недоверием посмотрел на Таиску.— Не веришь? Правду говорю. Никому в чужие руки не давала его гармошки. А сегодня решила дать тебе поиграть. Больно уж ты нынче на него похожим был...
— Поиграй, поиграй, Ваня, — поддержала Марфа Никандровна и пошла за перегородку вынимать гармонь из сундука.
В это время Таиска запела:
Ой, да что из-за лесу-то было лесочку
Из густо...
Ой да из густова-то было малежочку
Девушка идет.
Ой да девушка идет!
Ой да несет в ручках-то, в ручках два вьюночка,
Два виты...
Ой да два витые-то, оба шелковые
Себе да ему,
Ой да милому-то только своему.
Ваня пригорюнился. Когда Марфа Никандровна поставила ему на колени гармошку, вернее, тальянку с колокольчиками, он не сразу сообразил, что от него ждут музыки. Ваня оглядел гармонь, погладил ее по клавишам, издал несколько одиноких, жалобных звуков. Все приготовились слушать, но Ваня вдруг поставил гармонь на лавку и сказал: