Зашли они с Митей в культмаг и стали прицениваться. Выбор был невелик, но кое-что удалось приобрести. Особенно понравилась им сверкающая никелированная труба, тем более после уценки она стоила совсем недорого. Николай Степанович повертел ее в руках, понажимал на клавиши, даже подул. Но вместо звука получилось какое-то шипенье.
— Легкие стали не те, — пожаловался он продавщице, наблюдавшей за ним, — так ведь не для себя и стараюсь. Ученикам это... Ну, возьмем? — спросил он Митю.
Тот принял трубу из рук директора, тоже ее повертел, на клавиши понажимал, но дуть не стал и ответил:
Можно...
Кроме трубы, они купили баян, скрипку, мандолину и барабан. Все покупки привезли и сложили в углу директорского кабинета. Николай Степанович долго не подпускал никого к инструментам, только сам изредка, когда никого не было в учительской, брал мандолину или скрипку, пощипывал струны, потом негромко ударял по барабану и довольно улыбался.
Нужен был преподаватель музыки и пения. Он не раз обращался с этой просьбой в роно, но специалистов не хватало. Время шло, инструменты пылились. Однажды Николай Степанович поехал в Вологду сдавать сессию в пединститут, где он учился на заочном отделении, и случайно познакомился с выпускницей музпедучилища. Он решил заманить ее в Заполье и восторженно стал расхваливать родные места, прекрасную реку Кему, необозримые хвойные леса: осенью на опушках рдеет красная рябина, воздух — пить можно. Девушка начала было склоняться. Николай Степанович обрадовался, стал говорить о ближайших перспективах Заполья, а самое главное — скоро у них постоянно будет электричество и вдруг заметил, что девушка как-то сникла и потеряла интерес ко всему, слушала его рассеянно и под конец ничего не пообещала. Так и уехал директор ни с чем.
Понимая, что ждать больше нечего, он предложил учителям, кто хочет, самим научиться играть, а потом передать опыт и ребятам. Из всех учителей играть немного умел лишь физик Сергей Николаевич. Во время войны у него был трофейный баян. И вот теперь на больших переменах он играл какие-то грустные старые вальсы.
А к скрипке никто и не притрагивался: уж больно легка и непривычна.
Однажды Николай Степанович провел разок-другой смычком по струнам и сам испугался — звук вышел какой-то надтреснутый, скрипучий. Кто-то сказал, что конский волос на смычке полагается натереть канифолью, но в магазине, когда покупали скрипку, им не дали канифоли, а в деревне у кого ее найдешь. Поэтому Николай Степанович повесил скрипку в своем кабинете посреди широкой, свободной от плакатов и расписаний стены напротив себя, а смычком стал пользоваться вместо указки, предварительно освободив его от конских волос. Трубу он повесил рядом со скрипкой и к ней больше не прикасался. Только Митя не потерял интереса к этому инструменту. Может быть, потому, что с трубой ничего не делалось: она не теряла ни голоса, ни блеска. Все смелее нажимал на клавиши и, напрягаясь до багровости, дул в медный мундштук, пытаясь извлечь звук. Николай Степанович подсказал Мяте, что дуть надо так, будто сплевываешь семечки. Митя потренировался, и у него стало что-то получаться. Обрадованный успехом, он зачастил к Николаю Степановичу, подолгу засиживался в его кабинете, а директора за терпение стал уважать еще больше.
Когда Миша Колябин и Коля Силкин приехали в Заполье, все уже охладели к музыкальным инструментам. Коля Силкин в первый же день, обнаружив в учительской баян кирилловской гармонной фабрики, выдал во время большой перемены такой концерт, что всех привел в изумление. В учительскую начали заглядывать учащиеся, но директор стоял у дверей.
— Тише, не мешайте, — шептал он, приложив к губам палец.
Когда Коля Силкин бросил играть, Николай Степанович подсел к нему и спросил:
— Где это вы научились так?
— На флоте.
— Здорово! — с восхищением сказал директор. — А русского можете?
— Могу, — засмеялся Коля Силкин и снова развернул баян, — только у вас что-то гармошка вздыхает, как пенсионерка.
— Так незадорого и куплена... Но мы это дело поправим, нам бы только учителя пения раздобыть. А впрочем, зачем его искать на стороне, когда свой под боком. А? Платить будем две ставки, от общественной работы освободим.
— Ну какой из меня учитель пения. Я даже во хмелю никогда не пою. А вот музыкальный кружок постараюсь организовать, а то инструменты заржавеют.
После этого разговора Николай Степанович стал выделять вниманием Колю Силкина, подчеркнуто любезно здоровался с ним и обязательно за руку. Не знал он, что и Миша немного играет на скрипке. На вечеринках в общежитии они с Силкиным здорово исполняли серенаду Смита. Но Миша никогда не говорил о себе, и эта скромность обернулась для него не лучшим образом.