Вошла молоденькая шустрая девушка, не та, что приходила рано утром с уколами. Та уже сменилась и ушла отдыхать. Эта была и ростиком пониже, и глазами повострее.
— Здорово, реактивная, — весело приветствовал ее Степа Усиков.
— Женя, — сказал девушке Станислав Алексеевич, — проводите больного в перевязочную, — он показал на Сырова. — Снимите повязку. Я через минуту подойду.
Когда Сыров с сестрой вышли, Станислав Алексеевич снова подошел к Голубеву:
— Не переживай, Василий Иванович. Все сделаем как полагается.
— Да я ничего. Только уж, Станислав Алексеевич, я лично вам доверяюсь, ладно? Не побрезгуйте, сделайте сами последний разок.
— Конечно, сам! Не волнуйся. А ты, Усиков, — обернулся он к Степе, — готовь вещички, — и не торопясь вышел из палаты.
Коля, промолчавший все это время, поглядел на Степу и Василия Ивановича.
— Геннадий-то Павлович, видал? Только по схеме — и все. И никто против ни звука...
— Видно сокола по полету, ворону — по посадке, — откликнулся Степа.
— Бывалый мужчина, — неопределенно заключил Василий Иванович.
— А ты смотри, глаза, как шилья, так и протыкают, — сказал Степа, — надо скорее подавать матери телеграмму, чтоб денег на дорогу высылала, — посмеялся он.
— Зубы все почти вставные, так и сверкают, — изумился Коля.
— Дак там ведь им витаминов не выдают, — объяснил Усиков, но Коля пока чего-то не понимал, и Степа, видя это, подосадовал:
— Ой, Колька, не знаешь закон Ома — сиди дома!
Когда Сыров вернулся из перевязочной, мужики уже заварили в литровой банке чай, как они делали каждое утро, и Степа нарезал тонкими ломтиками лимон. Один лепесточек сунул в рот:
— Ох, добро, — поморщился, — аж в плешку ударило.
— До того доколупали, что зубы заболели, — недовольно пробубнил вошедший Сыров.
— Неужто и железные болят? — притворно удивился Степа, улыбаясь ему навстречу.
— Одно лечат, другое калечат, — не замечая его слов, продолжал Сыров.
— Конечно, — словно посочувствовал Степа, — здесь не столица. Только режут да сшивают. — Он явно подтрунивал над Сыровым и, видно, совсем не боялся его. Хотя обычно самые смелые мужики с бывшими заключенными стараются ладить и говорят поначалу осторожно и долго приглядываются.
— У меня и в Москве не сразу гладью шилось. Пришлось до Президиума Верховного Совета дойти, — сказал Сыров вроде бы вскользь.
— Ну, — искренне удивился Василий Иванович.
— Пришлось, — спокойно подтвердил Сыров и сделал паузу, — а то бы неизвестно, чем закончилось. Может, уж тоже бы на костылях прыгал, как он, — и кивнул в сторону Степы. Сыров недолго помолчал и, словно боясь, что ему не поверят, сжал кулак, выпрямился, стоя возле тумбочки, и засверкал глазами: — Приехал в Москву! Туда-сюда посовался — говорят, поезжайте обратно, где лечились. Ну, думаю, не на того нарвались, голубчики! И записался я на прием в Президиум. Жду. В приемной секретарша молодая, свеженькая. «Садитесь, — говорит, — гражданин, в это кресло, вот вам журнальчик, почитайте пока».
— Да там вроде товарищем называют-то, а не гражданином, — вставил слово Степа.
— Ну, я не помню точно как. Помню, что в журнале читал чего-то про дельфинов... В общем — жду. Через! какое-то время — звонок. Секретарша туда зашла, потом выходит: «Пожалуйста, входите». Вхожу. А сам в одном ботинке, ко второй ноге галоша привязана: нога распухла, в ботинок не влазит. Сидит мужчина, в очках толстых, седоватый. Показывает на кресло: «Вам тяжело стоять, садитесь, пожалуйста». Потом спрашивает, какие жалобы. Я, ни слова не говоря, развязываю повязку, говорю: «Вот смотрите: денег нет даже на автобус, есть нечего, ходить не могу, в больницу не берут». Он достает из ящика бумагу, ничего не говорит, пишет. Я молчу тоже. Писать кончил, нажимает кнопку, отдает секретарше бумагу и говорит: «Я жду». Ну, думаю, все. Сейчас придут, возьмут меня под белые ручки — и привет. Через несколько минут заходят в кабинет мужчина и женщина, оба в белых халатах...
— Из сумасшедшего дома? — нетерпеливо вскрикнул Коля.
— Надень на рот глушитель, — обрезал Сыров, — «из сумасшедшего дома»... Из самой Кремлевской больницы! Не дали больше сделать ни шагу. Положили на носилки, белой простынкой закрыли... А он сам наклонился надо мной и говорит: «Вы пока отдыхайте, поправляйтесь, я вас найду».
— Приходил? — опять не вытерпел Коля.
— Конечно, приходил. Вместе со своей секретаршей. Нанесли мне столько... Потом всей палатой не один день ели.
— Ничего себе! — восхитился Коля.
— А потом меня направили в институт Вишневского, — заключил Сыров.
— А чего ж в Кремлевской-то не оставили? — вымогал Степа Усиков.