— Во, реактивная, молодец! — похвалил Степа.
— Ты давай мне, молодец, слезай с кровати, — не унималась Женя, — опять, наверно, свои таблетки скормил Коле.
— Ну, что ты, Женя, я и свои-то не знаю, кому сплавить, — запротестовал Коля с улыбкой. Он все это время сидел смирно в уголке, и его было не видно, не слышно.
— Знаем, знаем, — ответила Женя, — уж твои-то наклонности нам известны. Давай-ка лучше, дорогой, выкатывай коляску, сейчас повезем твоего соседа на операцию.
Коля округлил глаза и с недоверием спросил:
— Неужто у него и взаправду чего-то болит?
— Раз будут оперировать, значит, чего-то болит, — передразнила Женя.
— Кто бы мог подумать, — все еще сомневался Коля. — А может, он так, для отводу глаз... А то столько времени проваландался по больницам, неловко в колхоз-то без операции вертаться...
Но Коля все же, весело щелкнув ногтем по закинутой на колено раздутой ноге и сказав «елки зеленые», встал и тяжело вышел из палаты:
— Надо уважить соседа...
— А вам необходимо сегодня сдать кровь на группу, — обратилась Женя к Сырову. — Кабинет в конце коридора. Сестра сейчас там, на месте.
— Нет, милая, — сказал Сыров, — вот мой документ, там группа крови указана. — И он достал из тумбочки потрепанный паспорт.
Женя коротко и удивленно посмотрела на Сырова:
— Запасливый товарищ...
— Ничего, с мое поживешь — и ты кое-чему научишься... У меня ее и так попили, кровушки-то, ой-ой-ой сколько!
Женя сунула сыровский паспорт в карман халата и обернулась к Василию Ивановичу:
— Голубеву нужно сегодня вечером принять ванну. Завтра операция, — и направилась из палаты, на ходу обронив Степе: — Усиков, больше на кровати не валяться!
— Успокойся, реактивная, не буду, — заверил Степа и, стоило Жене исчезнуть, тут же разлегся поверх одеяла.
— Вот для кого-то бессонница растет, — заметил Степа, — ну ни минуты покоя не даст. Войдет — как стакан новой крови вольет. Утром всех на зарядку поднимет, самых-то стариков и то вытянет. «Давай, давай, дедушка, ручками помаши, ножками подрыгай». И ведь все идут, никто на нее не пообидится. Вот реактивная... Только ее и видно и слышно. Будто другого персоналу и нету.
Степа говорил это все вроде для себя, ни к кому не адресуясь, но Василий Иванович согласно покивал головой и сказал:
— Веселая девка. С такой, поди-ко, и умирать-то много легче, — и взялся за стакан недопитого чаю.
— Ну от нашей болезни пока никто не погибал. А вот сладкого тебе перед операцией надо поменьше зобать, это уже точно, — предостерег Сыров Василия Ивановича, и тот как-то сразу послушался, отставил стакан, словно ему посоветовал строгий доктор. Он был из тех людей, которые, опасливо приближаясь к решительной черте, согласны выполнять любые советы и кого угодно слушать, лишь бы хоть чем-то помогло.
— Да я бы согласился неделю ничего не пить, лишь бы хошь пятку оставили, — покорно сказал Василий Иванович, — рентгеновский съемок, кажись, был не больно хорош, хоть врачиха и успокаивала меня.
— Это их работа — успокаивать, — не обрадовал на этот раз Сыров. — Да... Тяжело в деревне без нагана, в городе — без трешника. Может, тебе закурить дать?
— Ты же бросил, — съязвил Степа.
— Да ладно ты, — отмахнулся Сыров. — Человеку тяжело.
— Так ты ему лучше чего-нибудь веселое расскажи, отвлеки его. У тебя ведь география богатая, не зря доктор говорил...
— Это пожалуйста, лишь бы помогло. — Сыров помолчал, чего-то вспомнил и усмехнулся. — Был у нас в конторе один фрайер, с детства презирал трудовую деятельность на благо народа. И как надоест ему по стулу задницей елозить, он на нее раз червонец — приклеит и чешет в медпункт: «Посмотрите, доктор, чирей не дает покою». Тот посмотрит, говорит: «Да, действительно красный», — отклеивает его. И — освобождение от работ на сутки. Долго так этот фрайер гужевал. Очень книжки читать любил, кстати. А тут один молодой тоже решил посачковать. Однажды подглядел в окно, с какой болезнью ходит в медпункт его кореш, — и тоже туда. Но, как говорят: «Жадность фрайера сгубила». Сначала тоже приклеил к корме червонец. Потом подумал: нет, за одни сутки дорого. Перелепил пятерку. Опять жалко стало. Присобачил, наконец, трешник — и дует к тому медику. Тот говорит: «Вы с чем ко мне?» — «Да вот, — отвечает, — тоже фурункул замучил». — «Снимите, — говорит, — штаны». Тот снял. «Наклонитесь!» Тот наклонился. «Нет, — говорит медик, — у вас еще зеленый, вполне можно работать». Вот так-то, мои хорошие.
Василий Иванович от души расхохотался.
— Неужто вправду у вас такое и случилось? — спростодушничал он.
— В нашей жизни еще и не такое бывало, — Сыров лукаво и примиренчески подмигнул Степе, наконец повернувшемуся от стены. — Верно, земеля?