— Ты чего опять, бабка? — испуганно глядя на нее, говорил недовольный внук, сидевший рядом с ней и забавлявшийся на крылечке с котенком.
— Да вспомнила, Шурка, как с дедушкой сенокосили на Шитровой рекой. Поди-ко, лет сорок прошло... Да, не мене. Робята уже помогали, Колюха да и Антонин. Большие оба были... Господи боже, вся жизнь как во сне привиделась.
— А чего руками-то зашевелила? — все еще недовольный, спросил внук.
— Да я наклонилась, охапку сена хотела на копну бросить, а дедко-то мне на спину ковшик воды, эдакой-то холодной, и плеснул. Вот я и давай отряхиваться да его ругать, а сама смеюсь.
Внук, видимо, успокоенный ее объяснением, снова завозился с котенком, а Катерина Вячеславовна, опершись о ступеньку рукою, начала тяжело подниматься,
— Ну, засиживаться нам долго некогда. Божатку ждать уж не будем, она долго проубирается в школе; двери-то ты припрешь колышком и сам. Давай напишем поминальник да и пойдем. Не коротко до Никольского-то еще.
Она снова приехала на могилу к своему мужу, с которым за долгий переменчивый век нажила шестерых детей, поставила не одну тысячу стогов и перепластала столько земли, что если бы соединить всю вместе, то этому бы полю не было видно предела.
Последний раз она приезжала на могилку лет семь назад, когда сама еще маленько видела. Тогда ее сюда, к божатке, проводила старая подружка Павла, а божатка сводила в Никольское. Катерина Вячеславовна долго тогда стояла на могиле одна, разговаривала с хозяином, отчитываясь за все эти годы, а на прощание побывала в церкви и поставила свечку за упокой.
Дома она несколько раз намекала, что давно не бывала у отца, а это большой грех. Дочь и сын обещали свозить ее на могилу, но потом забыли: своих дел и досад было выше горла.
Нынче хозяин особо часто снился ей.
— Смотри, девка, — предостерегла Катерину Вячеславовну соседка, тоже много и всяко пожившая старуха, — стал часто сниться — это он под тебя подбирается...
— А мне теперь в красу и умирать, — и Катерина Вячеславовна рассказала ей последний сон. — Вот вроде бы вижу большую широкую лестницу. Похоже, как в нашем дому, тоже крашеная. Он стоит наверху, глядит на меня и ждет. Я наверх-то бегу, бегу, запыхалась вся. До половины лестницы добежала — и пробудилась. Видно, ноне еще не помру...
Но успеть съездить последний раз на родину, очистить душу на могиле покойного мужа стало так необходимо, что Катерина Вячеславовна со слезами и упреками подступила к дочери и та отпустила с ней внучонка.
— Не заблудимся, — успокоила старуха дочку, — я все помню там и знаю, а он все видит... Знакомые у нас чуть ли не через дом. Да и родня кое-где осталась, хоть и дальняя.
Добрались они хорошо, переночевали у божатки, а от нее до Никольского оставалось километров пять.
— Ну, дак пиши, — сказала она внуку, как только они уселись за стол.
— Чего писать-то?
— Да ведь не одинова писывал мне. Опять забыл? Ничего нужного-то не держите в памяти, — походя журила она. — Пиши сначала «о здравии», а потом «о упокоении». Можно, конечно, и «о упокоении» сперва. Написал?
— Написал. Говори, говори, — нетерпеливо сказал внук.
— Ну, давай, коли начнем, — не заметила этого нетерпения Катерина Вячеславовна, — сперва запиши мою мать, отца да своего деда — Анна, Вячеслав, Александр. Теперь детей, братовей да сестер — Николай, Антонин, Алексей, Павел, Михаил, Сергей, Татьяна, Дарья, Александра, Марья, Прасковья. Вроде всех назвала. Теперь бабушек да дедушек, да уж заодно и теток, и дядек, и всю родню. Пиши — Андрей, Василий, Василий, Михаил, Михаил, Михаил...
— Да зачем три-то раза повторяешь? — возразил внук.
— А с ту и с другую сторону Василии были и дядюшки три Михаила.
— Тогда давай так и запишем: два Василия, три Михаила.
— Ишь ты какой вострой! — обиделась старуха. — Они разные были, как же их всех вместе поминать. Я каждого по отдельности помню и знаю...
Наконец они составили список упокоенных и перешли к здравствующим.
— Запиши маму свою, дядю Леню, себя...
— А меня зачем? — удивился внук.
— Чтоб дольше жил, — ответила Катерина Вячеславовна. Здравствующих набралось около десятка человек, которым старуха была чем-то обязана и которые были ей дороги.
— Баб, а чего у тебя так мало «о здравии»-то? — спросил внук.
— А все остальные мои в первом списке, — ответила они и покачала головой.
Внук отложил бумагу, молча посмотрел на старуху, о чем го подумал, потом сказал осторожно:
— Я все написал, баба, всех перечислил.
Шли они через поля, деревни, шли берегом и перелесками, шли медленно, с остановками, потому что старуху давно мучила одышка и ходить быстро и долго она не могла; и как только останавливались отдохнуть, Катерина Вячеславовна спрашивала внука: