— Ишь, какой прыткий нашелся. Больно-то нужны нам коровы с паршой, чтоб и наши закоростели!
— Да, это не подходяще, — поддержала ее и Пелагея Семеновна.
Субботкин поднял руку:
— Кто хочет высказаться, по порядку?
— Чего высказываться, — замахала руками Марфа, — балабонить попусту. Я на свой двор, умру, а не пущу.
— Еще какие предложения будут? — закричал Николай. — Спрашиваю, какие еще предложения будут? Может, нам коров обратно отправить, может, нам вообще без них жить?
Степан Парамонович покашлял в бороду.
— Конечно, горячиться не следует. Но все же не годится и коров, вот этих, ставить с нашими. Всех перезаразят. Надо искать другой выход.
— Оставить в ограде, благо не зима, — предложил Клинов, — пускай стоят, а там — сначала бревнышко, потом стена, а там, глядишь, и скотный двор отстроим.
— Знатное предложение, — усмехнулась Мария, — оставить скот под открытым небом. Ай да хозяин!
— Я понимаю так, что дождь не может вредить парше, он как заместо мытья, — невозмутимо ответил Клинов.
Колхозники засмеялись. Всех пронзительнее смеялся Поликарп Евстигнеевич. Уж больно глупо сказал Пашка Клинов.
Вечерело. Солнце садилось за острую вершину горы. Коровы мычали, тоскуя по темному хлеву с мягкой подстилкой, по хорошей охапке душистого сена.
— Ну, что ж, долго будем решать? — спросил Субботкин. — Иван Владимирович, может, ты что скажешь?
Сидоров встрепенулся. Это был колхозный кузнец, тощий, с длинным и плоским, как гладильная доска, лицом. Он высморкался и горячо заговорил:
— Я скажу, как зубилом отрублю! С одной стороны, правда на стороне Николая, с другой стороны, правда на стороне Клинова. Получается так, что надо поставить в свои сараи, но тогда они перезаразят наших коров, если же опять оставить на воле, то опять же не годится. Вот как хошь, так и решай!
— Силён! — покрутил головой Николай. — В общем, товарищ Петров, может, вы что посоветуете?
Все посмотрели на Кузьму. Лапушкина что-то спросила у Насти, та кивнула на Степаниду Максимовну.
Кузьма поправил на плечах шинель, встретился взглядом с Марией и только хотел было ответить, как откуда-то прибежал Никандр. К его сапогам прилипли белые опилки, рубаха на спине потемнела, чуб приклеился ко лбу. Узнав в чем дело, он без лишнего разговора отогнал от стада двух коров и крикнул:
— Каждый комсомолец забирает по две коровы, в порядке комсомольского поручения!
Полинка бросилась к стаду.
— Подождите, товарищи, — вышел вперед Кузьма. — У меня есть другое предложение. Надо личных коров поставить по две в сарай, тогда для колхозных освободится половина хлевов.
— Это другой коленкор! — крикнул Клинов. — Я завсегда готов пустить к себе во двор соседскую корову.
— Это почему же тебе соседскую, а если двух общественных?
— Каждый комсомолец забирает по две коровы, в порядке комсомольского поручения!
Поднялся шум. Николай не вытерпел:
— Товарищи колхозники! Вы забыли, что у нас проходит момент ознакомления друг с другом. Отмечаю как факт, — стыдитесь! Комсомольцы, выводите своих коров к соседям, освобождайте место для общественных!
Костя Клинов, ежась, подошел к отцу. Он был твердо уверен, что ему не разрешат увести Буренку со двора. Но сверх ожиданий Павел Клинов легко согласился. Отставив ногу вперед, он громогласно заявил:
— Могу! И при чем здесь комсомольцы? Это ясно каждому, который честный колхозник.
В этот же день вечером Кузьма сидел в избе Степана Парамоновича.
Степан Парамонович был сильно озабочен. Совсем не так представлял он себе жизнь на Карельском перешейке. Конечно, он и тогда еще, у себя дома, не очень-то верил, что на новом месте все есть. А оказалось, кроме земли да домов, ничего и нет. Ведь нельзя же всерьез принимать за хозяйство трех лошадей, которых списали из армии за непригодностью — недаром и в накладной написано: «выбракованы», — да еще коров больных, истощенных. На таком хозяйстве далеко не уедешь. Хотелось посоветоваться с серьезным человеком, а как раз таким и показался ему Кузьма. К тому же Степан Парамонович почему-то был уверен, что этот офицер не останется в колхозе. Возможно, начнет заворачивать немалыми делами в райцентре. Опять же выгода — знакомство, в случае чего всегда подможет.
А у Кузьмы были свои думы. Ему хотелось поближе узнать человека, которого колхозники прочат в председатели. Поэтому он больше молчал, внимательно вслушиваясь в слова Степана Парамоновича.
Елизавета водрузила на стол никелированный, похожий на блестящую елочную игрушку, веселый самовар, сунула на конфорку заварной чайник, разбросала по скатерти блюдца и чашки. Она была не в духе. Она и сама не знала почему, но этот серьезный парень, с таким прищуром смотрящий на мужа, вызывал у нее опасения.