— Кузьма Иваныч!
Навстречу выскочил Васятка Егоров, его бойкие глаза сверкали, шапка съехала на затылок, лицо раскраснелось.
— Ох, и ветер, Кузьма Иваныч! Дрова, ровно солома, горят, не успеваю подкладывать.
— Ты никак один? — оглядываясь, спросил Кузьма.
— Один, а что? Сначала, думал, заглохнут мои костры, а потом, куда там, только гудят, — он повернулся ухом к костру. Повернулся и Кузьма, отогнув воротник.
Костры гудели.
— Во как! — восхищенно засмеялся Васятка. — Эти костры мы назвали комсомольскими, Кузьма Иваныч. Я хочу сделать так, чтоб на полметра протаивало, не меньше. Как думаете, протаять может на полметра?
— Пожалуй, что может, — ответил Кузьма. Он помог Васятке распилить большое бревно и вкатить чурбаны в костры, потому что колотые дрова и тонкие жерди горели действительно, как солома, а чурбанов должно было хватить надолго. Потом посидел у костра, поворачиваясь к огню то лицом, то боком.
А Васятка, радуясь, что он не один, говорил без умолку.
— Вот вызвала меня Надежда Александровна к доске и задала такую задачу, что и во всем задачнике трудней нет, — рассказывал Васятка, — и смотрит на меня, решу я или не осилю, а я, как поглядел, как подумал, так сразу и вижу, что ничего в ней трудного нету. Только надо икс перетащить за знак равенства, в правую сторону. Потом даже Полинка Хромова говорила, что она бы ни за что не решила. Пятерку поставила мне Надежда Александровна. Я, Кузьма Иваныч, до задачек злой, я их люблю решать. Они вроде загадок: думаешь, думаешь, а разгадка всегда есть. Я уж твердо решил кончить семь классов.
— А потом что? — посмотрев на большие иксы, которые чертил палкой в талом потемневшем снегу Васятка, спросил Кузьма.
— Потом? А в техникум пойду. На агронома буду учиться. Это я сегодня решил на агронома, когда вы на собрании про кружок говорили. Вот был бы я агрономом, стал бы учить, как надо выращивать урожай. Я знаю, куда мне надо идти учиться, — подмигнул Васятка и утер нос большой рукавицей.
Настя и Груня, тесно прижавшись друг к другу, сидели в каменном сарайчике. На дворе бушевала метель. Было темно.
— Груня! — тревожно позвала Настя, толкнув локтем сестру. Груня молчала. — Ты что, спишь? — затрясла ее Настя. — Ну, полно притворяться, ведь не спишь, знаю, Груня… Грунюшка!
Дверь открылась, захлопала о стенку, в сарай ворвался студеный ветер.
— Да Грунька же!
Груня притворялась: ей хотелось попугать сестру.
— И трусиха же ты, — удивленно протянула она, — в кого только уродилась. Вот как помню тебя, всегда ты боялась.
— Тише… — толкнула ее Настя.
Обе прислушались. Ветер выл на разные голоса, остервенело и зло бросался на стены сарая. В открытую дверь тускло виднелся двор с темными очертаниями хлева, голой качающейся рябиной.
— И почему так нехорошо, когда ветер ночью? — прошептала Настя и вздрогнула.
— Всегда нехорошо, когда ветер, — ответила Груня. Но ее голос прозвучал беспечно, ей нравилось лежать на охапке душистого сена и слушать, как во дворе тоскует ветер. А Насте было не по себе, и она все теснее и теснее прижималась к сестре. Смешно подумать: ей уже двадцать четыре года, а она по-прежнему, как и в детстве, боится темноты. Когда она была еще девчонкой, в избе до тех пор не гасили свет, пока она не уснет, а если, случалось, погасят, так Настя не давала покоя Груньке — все время дергала ее за руку и тревожно спрашивала: «Не спишь?» И теперь, как только темнело, Настя даже в сени одна боялась выходить. Вот поэтому она и сейчас с Груней. Полинка наотрез отказалась идти с ней, она громогласно заявила, что одна поймает ворюгу.
За стеной что-то зашуршало, послышался приглушенный голос. Настя вцепилась в Грунькину руку. Груня потянулась за лопатой, крепко сжала черенок. Но никто не появился.
— Только пугаешь.
— Стра-а-шно… — протянула Настя.
Помолчали, слушая вой метели.
— А что, Настя, нравится тебе Субботкин?
— Это тебе он нравится.
— С чего ты взяла?
— А чего ж спрашиваешь?
— Да потому, что чудной он какой-то. Усища себе отрастил…
— Ну и что ж! Все равно хороший он, и глаза такие ласковые… Вот бы тебе за него замуж.
— Ой, дура! — воскликнула Грунька и засмеялась каким-то журчащим смехом.
— Тише…
«У-у-у!» провыл ветер, хлопая дверью.
— А у нас в Ярославской таких метелей нет, — помолчав, сказала Настя.