Как бы там ни было, впечатлённые рассказом мальчишки решили, что они тоже совсем не против познакомиться с таким удивительным и интересным змеем. И Гарри пообещал сводить их в гости сразу, как только разберутся с Трелони.
С самого утра субботы мальчишки чувствовали себя не в своей тарелке, осознавая, как много зависит от результатов сегодняшней операции. Сколько времени было потрачено старшими слизеринцами на споры, осталось для них тайной, но, Снейп, пусть и скрипя зубами, всё же сдался. Разумеется, на своих условиях. Он потребовал во-первых, перенести всю эту сомнительную аферу на выходные, чтобы гарантированно никто, кроме Трелони, ничего не нанюхался. Ну а во-вторых, велел прислать ему образец той самой травы, чтобы убедиться, что юный ботаник ничего не перепутал, и их и без того сомнительная затея не превратится из обыкновенной подставы в убийство по сговору. Такой подход внушал дополнительную уверенность. И вот теперь, отправив Пивза в личные апартаменты профессора Трелони все слегка мандражировали, ожидая, когда же всё наконец-то закончится. Нет, в том, что Пивз сумеет подсыпать порошок Трелони в курильницу, никто не сомневался, а вот возможные результаты заставляли тревожиться. Вдруг у спивающейся гадалки психика совсем никуда не годится, и она из своей башни выбросится? Вдруг она, как Квиррелл, придёт в Большой зал и начнёт непростительными швыряться? Вдруг что-то пойдёт не так и их вычислят? Вдруг… К обеду этих самых «вдруг» набралось так много, что каждый из мальчишек с радостью готов был согласиться на отмену диверсии, но все упорно молчали, не желая выглядеть в глазах остальных малодушными трусами, и утешали себя тем, что раз Северус Снейп всё сам лично проверил, то неприятных сюрпризов случиться не должно. На обед все отправились в напряжённом молчании, со смесью предвкушения и мандража с нетерпением ожидая, когда же это, наконец, свершится.
Уже в зале стало очевидно, что напряжённы были не они одни. Самыми спокойными выглядели преподаватели. Все они, кроме Трелони, были на своих местах, и казались скорее удивлёнными и недоумевающими, чем встревоженными. Ученики же сидели как на иголках, беспрерывно шушукались и бросали на устроившуюся за преподавательским столом миссис Лонгботтом любопытные взгляды. Директор был явно чем-то недоволен. МакГонагалл, похоже, нервничала. И даже сама Августа Лонгботтом казалась несколько неуверенной в себе. Хотя последнее было как раз объяснимо. Невилл, хоть и мучился чувством вины перед бабушкой, прекрасно понимал, что во все подробности плана её посвящать нельзя. Будучи особой прямолинейной, слизеринского подхода она бы не одобрила и не допустила, а это было чревато провалом всей затеи. Потому знала она только то, что было необходимо для достижения успеха, а именно: рядом с Хогсмидом решено построить бассейн и её задача сообщить об этом всем обитателям школы.
Идея с бассейном была Августе близка, но вот остальное… Нет, она понимала, почему Люциус Малфой перепоручил обнародование этой информации ей. В конце концов он являлся одним из совладельцев фирмы, которая этот самый бассейн будет строить, и сообщи он новость сам, это могло быть воспринято как самореклама или дешёвый популизм. Но зачем собирать для этого в Большом зале людей от которых всё равно ничего не зависит? Почему не ограничиться педсоставом в учительской? Правда, мнение учителей так же никакого веса иметь не будет, раз уж строительство планируется вне территории школы, но так хотя бы ученики на ушах стоять не будут. Или на то и расчёт, чтобы стояли? Попытка вынудить Дамблдора согласиться на строительство в пределах Хогвартса?..
Погружённая в свои мысли Августа пропустила момент, когда ближе к середине обеда распахнулась дверца для преподавателей, и в Большой зал ввалилась профессор Трелони. Выглядела она… занятно. Поверх расшитой блёстками ночной сорочки была косо накинута цыганская шаль. Длинную юбку в мелкий горошек украшал пояс из непрерывно звенящих монеток. Съехавшие на нос очки почему-то имели ярко-жёлтые линзы.
Под улюлюканье учеников и опешившие взгляды коллег профессор прошествовала к месту для преподавателей, влезла на стол, достала из-под широченной юбки бубен и пустилась в пляс, аккомпанируя себе звоном монет, бренчаньем бубна и хрустом раздавленных тарелок. Доплясав до директорского места, прорицательница замерла, трагично заломив руки, и замогильным голосом завыла: «Я — Эсмеральда! Зачем ты сгубил мою молодость, о коварный растлитель?».