Дорога в теннисный клуб проходила мимо булочной. Я каждый раз флиртовал с продавщицей и пристально заглядывал ей в глаза. Это оказало свое действие: всякий раз она продавала мне хлеб без карточек. Но, к несчастью, несколькими неделями позже, как назло, она выглянула из противоположного окна и заметила, как я у теннисных кортов горячо целовал одну красавицу. В следующие разы она со мной уже почти не здоровалась, и время хлеба и пирожков без карточек для меня прошло.
В октябре 1942 года часть моей роты была отправлена в Ротенбург (Силезия) на уборку картошки. По огромному картофельному полю трактор с навесным оборудованием для выкапывания картофеля нарезал круги. Каждые десять минут он проходил мимо нас, и за это время мы должны были собрать вывернутые из земли картофелины. Мы выполняли эту работу в определенной мере как подневольные рабочие вместе с итальянскими крестьянами и крестьянками и французскими военнопленными. Вместе с нашими солдатами ту же работу выполняла группа из 30 евреев, которые отличались по желтой звезде, нашитой с левой стороны груди. Это были преимущественно женщины, по которым было видно, что раньше они знавали лучшие времена, потому что многие носили безупречные лыжные костюмы.
Работа была тяжелая, особенно из-за очень плохой погоды. При снежной крупе, на дожде и морозе при выкапывании картофеля с 7.00 до 12.00 и с 13.00 до 18.30 особенно страдали пальцы. Непривычный тяжелый труд компенсировался в некоторой мере очень хорошей едой. Как-то раз мы получали даже жаркое из косули с капустой и соусом и, естественно, картошкой. Вместе с тем у нас была возможность воровать яблоки, и вскоре их у нас было так много, что их отправляли посылками домой.
В ноябре того же года нас отправили на уборку свеклы. Там тоже работа была непривычная и неприятная, особенно из-за холодной ноябрьской погоды. Однако мы сознавали, что лучше дергать свеклу, чем воевать в России, где наряду с боями после остановившегося наступления уже установились жуткие холода, такие, которые я испытал на себе во время сопровождения танкового транспорта за Вязьму и о которых нам рассказывал недавно вернувшийся оттуда фельдфебель.
Несмотря на то что я служил в танковых войсках, в январе 1943 года у нас в Загане проводилась лыжная подготовка. Командование, конечно же, было не уверено в том, что на всех всегда будет хватать танков, поэтому считало, что танкисты, как пехотинцы, должны уметь воевать в снегу. Мы учились бегать на лыжах, атаковать и вести огонь. Будучи в увольнительных по субботам и воскресеньям, мне удалось съездить через Круммхюбель в Ризенгебирге, чтобы покататься на горных лыжах. Поездка была несколько затянутой: чтобы добраться из Загана до Круммхюбеля приходилось четыре раза пересаживаться — в Зорау, Кольфурте, Лаубане и Хиршберге.
Со своим другом-фельдфебелем, который через некоторое время был откомандирован в офицерскую школу, где при чистке оружия прострелил себе руку и тем не менее был выпущен лейтенантом, я жил в отеле «Бергхайль», где еду продавали без карточек. Мы поднимались до маленького озера через Хампельбауде и с удовольствием по несколько раз спускались на лыжах.
В начале 1943 года мне приказали прибыть к командиру роты якобы для того, чтобы меня перевели к другому месту службы. Но речь пошла о том, чтобы направить меня на курс лыжной подготовки в Кронштадте (силезский Глатцер-Бергланд). Новинкой там было применявшееся лыжное крепление (для равнинной войсковой лыжной подготовки). В принципе оно соответствовало современному лыжному креплению для беговых лыж. На обычные ботинки надевался верхний сапог из кожи, который на двух осях крепился к лыжным креплениям. Такое крепление позволяло хорошо бегать на лыжах, но для спусков с гор оно, естественно, не подходило.
18 февраля 1943 года Геббельс на огромном митинге в берлинском дворце спорта выступил со знаменитой речью о десяти так называемых «вопросах судьбы немецкого народа». В этом сборище принимали участие раненные на Восточном фронте, кавалеры Рыцарского креста, дубовых листьев, солдаты, врачи, ученые, деятели искусства, инженеры, архитекторы, учителя, партийные функционеры, чиновники, служащие и огромное количество немецких женщин.
Сначала Геббельс объявил: «Итак, я могу с полным правом сказать, что все собравшиеся здесь являются срезом всего немецкого народа на фронте и в тылу. Не так ли?» В момент этого вопроса дворец спорта переживал одну из самых сильных демонстраций воодушевления, которое это старое место собраний национал-социалистов когда-либо переживало за свою историю. Людская масса вскочила, словно наэлектризованная, со своих мест. Ураганом пронесся по огромному помещению многотысячный крик «Да!»