У этого человека больное сердце. «Пневмония лижет легкие и кусает сердце…» — мысленно повторил Евгений. Тут-то и кроется наибольшая опасность, даже если сердце до болезни было здоровое.
Это конец. Не везет ему. А этот человечек! Что можно сделать для него? Щуплый, худой, лет сорока пяти. Наверно, отец семейства, а сам ростом с ребенка. И к тому же целыми днями под землей. Товарищи его — крепкие, рослые, он им по пояс, а работает наравне со всеми. И вот заболел. Беспомощный, обессиленный лежит на койке.
Только раз он спросил:
— Ты мне поможешь, доктор? — потом замолчал. Но немного погодя застонал и сказал: — Тяжко мне, доктор.
— Расскажи подробно, что ты чувствуешь?
— Душит меня… сильно душит.
Сердечная слабость начинается. Или она началась раньше, а теперь дело идет к концу. Евгений лихорадочно ищет пульс. Может быть, это уже колапс? Есть ли пот? Холодный, липкий пот?.. Есть ли такой пот? Нет. Но зрачки… надо посмотреть зрачки и прежде всего пульс… Евгений прикасается к коже. Ощущает ее. Чувствует даже волоски на ней, но артерию найти не может. Неужели конец? Евгений быстро ощупывает руку выше. Там вообще нельзя уловить пульса. Снова ищет ниже.
— Симо… ты слышишь меня, Симо?
Склоняется над больным. Тот тяжело дышит и медленно открывает глаза.
— Я слышу, доктор.
— Как ты, Симо? Прошу тебя, скажи, как ты?
И снова ищет пульс. Наконец находит. Второпях он искал его не там, где надо.
Сердце билось совсем ровно. Так ровно, что Евгений обрадовался и подумал, что теперь больной вне опасности. Но через некоторое время смерил температуру — оказалось, что она поднимается. Почти сорок. Дыхание больного стало затрудненным. Он пытался кашлять, но сил не было и дыхание замирало вместе с кашлем.
Все, что он сделал, пока было безрезультатно. Вероятно, это вирусная пневмония, тут пенициллин не действует.
Раз десять он заглядывал в справочник, проверял, не упустил ли чего-нибудь. Нет, все возможное он сделал. Будь больной даже в Софии, вообще где угодно — все было бы так же. Больше ничего нельзя предпринять.
Это каждому будет ясно. И к ответственности его не привлекут. Какой маленький этот Симо. В чем только душа держится! Оттого-то его и прозвали Симо-душа. Он и стонал как-то деликатно. Тихо, сдавленно, сдерживался изо всех сил, а когда уже было невмоготу, говорил: «Ох… тяжко…» Временами открывал рот и жадно хватал воздух, как рыба, выброшенная на берег.
Прошло полчаса или час. Вдруг громко постучали. Евгений вздрогнул. Встал и быстро открыл дверь. Перед домом стояли четверо шахтеров. Они были в спецовках, Смена только что кончилась.
— Заходите… заходите быстрее. — И тут же повел их к больному. Шахтеры подошли к Симо. Один снял шапку и спросил:
— Ну что, как ты?
Симо слабо улыбнулся.
— Пришли, значит, меня проведать…
— Потом… потом… — вмешался Евгений, приглашая шахтеров сесть. Они уже брали стулья, но тут он сказал:
— Или лучше… подите вымойтесь… поешьте… А потом снова приходите…
Рабочие переглянулись. Не решались уйти. Чего-то ждали. Евгений стал объяснять:
— Говорю, чтобы вы потом зашли… не все… один или двое… можете понадобиться…
Он все еще стоял и смотрел на них. Ждал. Сам не знал чего. Как всегда, ему хотелось что-то досказать, объяснить.
— Они пусть идут, — нарушил молчание один из шахтеров. — А я останусь тут. Потом кто-нибудь меня сменит.
Остальные посмотрели на Евгения.
— Идите… идите… как сказал… Вас как зовут?
— Цветан.
— Да, как сказал Цветан.
И вдруг ему стало необыкновенно легко. Больной все так же стонал, но теперь Евгению все представлялось в розовом свете. И он снова для большей уверенности повторил:
— Сделаем, как сказал Цветан. — И замолчал. Выжидательно посмотрел на Цветана.
Шахтеры еще не ушли, когда Цветан спросил:
— Ты горчичники ему ставил?
— Нет.
— Старинное средство, — заговорил Цветан. — Вдруг поможет?
— Поставим, конечно… сейчас же… Что дать?
— Дай горчицу.
Евгений достал горчицу.
— Теперь дай воды. Марля у тебя есть?
— Есть.
Евгений наклонился и стал быстро размешивать горчицу.
— Так хватит? — и поднял глаза.
— Еще помешай чуть-чуть.
— Теперь, наверно, готова.
— Готова, — определил Цветан.
— А теперь поставить?
Спросил и вдруг увидел себя со стороны. Совершенно отчетливо. Точно таким, каким Магда видела его постоянно. Держит в руках горчичную кашицу, пальцы в горчице, а он повернул голову к Цветану и спрашивает: «А теперь поставить?»