– Не боишься заболеть в такой чудесный праздник? – раздался чей-то голос за спиной, когда стакан уже был в моих руках.
Я обернулась.
Передо мной стояла пожилая госпожа в тонком пальто и кружевных перчатках по моде старых времен. И как ей самой не холодно в таком наряде?
– Здравствуйте.
Я вся вытянулась стрункой. И прижала мамин стакан к груди.
– Ты, должно быть, наша новая соседка? – Женщина прищурила один глаз.
– Герда, – кивнула я и протянула ей руку. – Герда Тюр.
– А та рассеянная госпожа? – Женщина кивнула в сторону дороги. – Твоя мать?
– Ага.
Она пожала мою ладонь. Ее рука на удивление оказалась горячей.
– Новый ветеринарный специалист, о котором все говорят?
– Да.
– Это хорошо. – Женщина не спешила отпускать мою руку. – Надо будет нам со Снежинкой наведаться. Это моя кошка.
– О. Ясно, – выдавила я, не зная, что еще сказать.
– А я Хельга. – Она встряхнула мою руку. – Хельга Кристенсен.
– Очень приятно.
Наконец, соседка отпустила ее.
– Ну, как вы устроились?
– Ничего. – Я пожала плечами. – Хорошо.
Меня уже начинало трясти от холода. Мороз кусал за голые щиколотки, снег больно лупил по лицу. Словно не снежинки это были, а мелкие осколки, способные по-настоящему ранить.
– Ладно, беги, – усмехнулась женщина. – Вижу, холодно тебе.
– Да, – кивнула я и попятилась к дому.
– Видела бы ты прошлогоднюю метель! – крикнула Хельга мне вслед. – Вот это зима бушевала! Знать, разозлил ее кто-то, поторопил уйти. Эх, а сейчас благодать…
Я забежала в дом, не дожидаясь завершения этой речи. Меня колотило от холода. Оставив маме сообщение о том, что стакан у меня, я поспешила наверх.
Ненавижу снег! Ненавижу зиму! Ненавижу этот город, будь он неладен!
Я думала, что моя жизнь идеальна, что она всегда такой будет. Какими же глупыми и беспечными бывают люди! Если бы мы понимали, что все может рухнуть в один день, то ценили бы каждый миг, проведенный вместе.
Папы не стало, и наша семья будто развалилась. Мама перестала смеяться, я разучилась радоваться, а наш дом во Флодберге сразу стал каким-то холодным и пустым. Узнав о болезни, папа пообещал, что мы заведем собаку сразу, как он выздоровеет. Но этого не случилось. После похорон мама предложила мне взять щенка, и я жутко взбесилась. Наговорила ей всякого, закрылась в комнате. Зачем нам щенок, если он не заменит папу? Если папа его никогда не увидит? Если этот глупый щенок уже ничего не исправит…
Последние два года я жила с ощущением, что ничто уже не будет прежним. Мама говорит, я стала замкнутой. А сама-то? Стала занятой, вечно уставшей и нервной. Мы обе изменились.
Каждый переживает утрату по-своему. Она много работает, чтобы не оставалось времени на горькие мысли, а я много лежу и смотрю в потолок, потому что ни на что другое нет сил. А еще много читаю – жизни книжных героев намного интереснее моей собственной.
Они влюбляются, ссорятся, мирятся, познают мир. А я… Наверное, я тоже хотела бы однажды влюбиться. Чтобы не чувствовать одиночество – оно холодное, как эта зима. И чтобы делать кого-то счастливым. И заботиться. А пока я вместо папы забочусь о маме – она у нас сама как ребенок.
У нас… Черт. Опять оговорилась.
Взглянув на часы, я решила, что времени еще достаточно. Налила себе чашку горячего какао с молоком и поднялась наверх. Может, этот чердак не так уж и плох? Тут темновато, зато потолок высокий. Много воздуха. Если привязать к звездам из фольги тонкие ниточки и закрепить их наверху, то получится собственное звездное небо. Можно даже смастерить солнце из покрытого позолотой картона. И луну. В свете ночника они будут красиво переливаться.
Подняв голову к потолку, я застыла. Нет, пожалуй, у меня нет сил на это все. И желания нет. И времени на подобные глупости. Сделав глоток какао, я подошла к окну. Сквозь морозную пелену в нем проглядывали очертания соседских крыш. Наверное, окна затянуло ледяной коркой из-за того, что дом долгое время пустовал, и его не отапливали. На это бесплатное жилье мама и повелась: администрация города обещала, что не придется платить аренду и мы сможем оставить его себе, если она проработает в клинике пять лет. Вот и писали бы тогда: «ветхий» дом, а не «с историей»!
Я прижала ладонь к стеклу. Кожу словно огнем обожгло. Зажмурившись от боли, я вытерпела секунд десять, не больше. Этого хватило, чтобы морозную гладь растопило тепло моей ладони. Отняв руку от окна, я уставилась в получившийся просвет. Светлые дома с коричневыми крышами тонули в белом покрывале снега. Некоторые из них походили друг на друга, как близнецы. Например, вон тот узкий дом – наискосок, совсем как наш. Смешные окошки, разбитые на мелкие секции, темная дверь и чердак. Больше рассмотреть не удавалось, дом совсем занесло снегом.