— Какой снег, Гавриил?
— Э-э, дружище, косач сейчас в болота пошел, а там снежок есть. На открытых местах его мало, можно сказать, нет, а там, брат, надуло, будь здоров!
— Мы же без лыж.
— Чепуха. Не застрянем.
На том и порешили.
Проехали небольшую деревушку. И вот вскоре увидели старика. Он чинно вышагивал на самодельных лыжах вдоль проселка в сторону деревни, лихо заломив на затылок мохнатый треух. Правой рукой путник придерживал перекинутый через плечо мешок.
Мы притормозили.
— Здорово живем, старина! — приветствовал его Гавриил. — Куда путь держим?
— Здравствуй, сынок, — ответил не спеша старик. — Да вот зоревал… В Камышовку путь.
Он подошел к машине. Осторожно положил мешок. В нем что-то живое забилось.
— Что там у вас, дедусь? Зайцы, небось, недобитые?
— Зайцев тут полно, — уклонился от прямого ответа старичок. — Район по дичи славен.
— А все же любопытно, что в мешке-то, а? — спросил Поздеев. — Кур, что ли, несете?
Старичок, не торопясь, свернул козью ножку. Закурил. Потом сказал:
— Вот вы, милые люди, небось, каждый год косача почем зря бьете?..
— Бывает, бьем по десятку.
— Из малопульки, видать? — поинтересовался старик.
— Что вы, дед, дробовиком.
— То-то же. А сколько таких-то вот, что из малопульки бьют? Много. Понаедут другой раз, как воронье. Рыщут по перелескам, что волки голодные. Подряд, без разбору полощут и косача и тетерку. В прошлое воскресенье я вот так же встретил четверых охотников на газике. Подняли лобовое стекло да из двух винтовок по стае лупят. Хвастали, сорок три штуки добыли. Пристыдил было я их, так они мне: «Не твое дело, старик. Сиди на печи да внучатам сказки бай». Разве это охотники? Хапуги. Один урон нашим лесам от таких-то людей.
— А вы из Камышовки? — спросил я его.
— Родом-то отсюдова. В батраках бывал здесь. Потом в коллективизацию с сыном в другой район перебрался. С тех пор и засел там. В колхозе сперва конюхом работал, потом кучером малость, а сейчас у сына живу.
— А сюда, видать, в гости, дедусь? Да как звать-то вас?
— Евсеичем все кличут, — сказал дед и, глубоко затянувшись цигаркой, доложил как бы: — В Камышовку приехал не в гости. За косачом.
— Коллега, значит, Евсеич?
— Выходит так. Однако ж не такой, как теперешние охотники. У меня в мешке — девять чернышей. Живые все.
Мы с Гавриилом переглянулись.
— Э-э, дедусь, это уже нехорошо. Хуже чем с винтовкой промышлять, — сказал Поздеев. — Самоловом, видать, по старинке?
— Ага, угадали. Самоловом. В старину где было бедняку ружье взять. Да и припасу без денег не раздобудешь. А откудова у нашего брата, батрака, деньжата? У кулака-мироеда не разживешься, а сам — гол, как сокол. Одно оставалось — самоловы. В детстве еще научился косача брать. Сделаешь среди копен шатер. Под вид копны. А внутри пусто. Стараешься ближе к опушке ее пристроить. Сверху — колосья пшеницы и овса. Как заслонка. Сядет косач — и с головой. За ним другой — и тоже туда.
— Эх, Евсеич, да понимаешь ли, что ты и есть хищник? — со вздохом проговорил Поздеев, перейдя на ты.
— Нет, мил человек, ошибаешься, однако.
— А твои девять чернышей разве не доказательство? Да ты и есть самый настоящий, матерый браконьер.
Евсеич, свертывая вторую козью ножку, молчал.
— Плохо, Евсеич, — сказал я, — таким способом охотиться. Потому-то, вероятно, в других районах и косача почти не встретишь.
— Поехали ко мне в хату, — вдруг пригласил нас старик. — Поехали. Я вам покажу, сколько я наловил за десять дён.
Мы недоуменно переглянулись. «А что, если поехать и выпустить всех, — подумал я. — Пусть знает городских охотников».
Я незаметно для Евсеича подмигнул Поздееву, и «Победа» понеслась в деревню.
Спустя десять минут подкатили к небольшому домишке с покрашенными воротцами. Во дворе, под невысоким навесом, крытым соломой, лежала корова, а рядом с ней одна на другой стояли три клетки с пристроенными кормушками наружу. Из них, высунув головы, жадно клевали корм несколько тетеревов.
— Вот полюбуйтесь, — сказал Евсеич, — все живы, здоровы. Завтра доставлю на место и выпущу.
Мы стояли, будто ошарашенные, ничего не понимая.
— Да пойдемте в хату, — пригласил нас Евсеич. — Чайку попьем с устатку-то.
За чашкой душистого чая, коим угощала нас сестра Евсеича, такая же расторопная, как и ее брат, старушка, завязался интересный разговор. Мы, правда, попивая чай, больше слушали Евсеича, чем говорили сами.