Под вечер он дождался Весо у служебного входа, они обменялись рукопожатием и пошли, не выбирая направления. Прозаседались сегодня, признался Весо, спина одеревенела, а в голове пусто. Ну что, проводил деда Петко, телеграмму получил? Нягол кивнул. Такова жизнь — круговорот, в котором оказываешься лишь однажды. «Однажды, — повторил Весо. — Отец сильно мучился?» Нягол объяснил, что его вызвали из Зальцбурга, он застал только стылое тело. Весо расспросил о поездке, о которой не знал, речь зашла о Марте, и Нягол сознался, что с тех пор они не виделись. Да нет, ничего не случилось, все очень просто — гаснут угольки, гаснет костер. Весо этого не одобрил: Марга — светлая душа, она любит его, он же помнит их последнюю встречу в мансарде, как она смотрела на Нягола, как они шептались. Все это было напоказ, ради гостя, неуверенно отбивался Нягол, а Весо насту — пал: Марга заслуживает его руки, в Зальцбурге она пожала золотые колосья, ее отметила европейская пресса, как же так можно? Нягол вздрогнул — об успехе Марги он не читал. Конечно, он в нем не сомневался, был уверен заранее, но в чем этот успех выразился — в звании лауреата или в чем ином — ей богу не знает. И в телефонном разговоре забыл поздравить, и не написал ей. Нет, что-то с ним происходит, какая-то сердечная амнезия. Снова ей позвони, настаивал Весо, пригласим ее посидеть с нами.
Маргарита упорно молчала. Весо предложил зайти к ней — а вдруг телефон не работает или она больна. Но Марга не открыла на звонок. Они переглянулись. Нягол достал связку ключей и открыл дверь. Их встретила душная тишина. Нягол обошел всю квартиру. Кругом царил полный порядок, все было на месте, мыло в кухне и ванной было совершенно сухо. Значит, уехала, а ему не сообщила. Он еще раз заглянул в спальню. Золотистый гобелен на стене, двуспальная кровать старательно застелена покрывалом. У Нягола перехватило дыхание: здесь они пережили сладостные минуты и спокойные часы умиротворения.
На тумбочке у кровати лежала рядом с лампой раскрытая книга. Нягол подошел поближе и застыл: его последний роман! Прежде, чем уехать невесть куда, Марга перечитывала его книгу. «Милая Марга», — прошептал он про себя, но на лице его ничего не отразилось.
Они пошли к Весо, занялись в кухне приготовлением ужина, да так там и остались. Весо достал выдержанные вина известных марок, Нягол выбрал тосканское кьянти.
— Аванти кон кьянти! — вдруг сочинил он.
— Ты и итальянский знаешь?
— Это вино созревает на роскошных холмах, — обошел вопрос Нягол. — Внизу оливковые рощи, а наверху- виноградники. Ты только хлебни! Какой аромат!
Весо отпил, облизнул губы и сказал:
— Да, действительно ароматное… А утром ты держался как дубина.
Нягол этого не ожидал: быстро же пожаловался коллега.
— Странные вы люди, — сказал он Весо, — по-вашему, берись за дело и все тут, даже если к нему душа не лежит, а что из этого выйдет — не важно, лишь бы взялся. Интересно, ты к своей работе…
— Что же ты будешь делать?
— Ты к своей работе тоже так подходишь? — не давался Нягол.
— Чем будешь заниматься целый божий день?
— Как чем? Своим делом.
Они замолчали. Слышно было, как размеренно, тихонько позванивая, капала вода из кухонного крана, отмеряя какое-то свое, капельное, время Весо ткнул вилкой в мясо, повертел ею.
— Нягол, — начал он глуховато, — может быть, я ошибаюсь, но скажу вот что: по-моему, тебе надо на какое-то время отложить перо.
Нягол обомлел.
— Тебе нужно отдохнуть, оглядеться, послушать что происходит вокруг. Извини за поучение…
— Так-так… — забарабанил пальцами Нягол. Валяй дальше!
— Я уже сказал. По-моему, ты начинаешь повторяться.
Когда они опорожнили рюмки, Нягол сказал:
— Мы говорим серьезно. Что ты имеешь в виду?
— Ну как что… замечаю в твоих романах один и тот же круг людей, схожие конфликты, причем они все глуше и глуше. Понимаешь, нет остроты современного этапа.
Ужасный стиль, пришел в раздражение Нягол, но слова о все более глухих конфликтах обожгли: Весо попал в точку.