Подумал командир батальона и говорит: «Вопрос о вашем назначении, товарищи лейтенанты, отложим до вечера. А пока Степан Иванович сведет вас в расположение первой роты». Ну, они, конечно, руку к головному убору и через левое плечо кругом. А мне смешно. Кто слушал раньше, как я рассказывал про нашего командира батальона товарища Алексеенко, тот знает его характер: человек был упрямый и нипочем не принимал решение без сознательного обоснования. Всегда подводил твердый базис. А тут не то чтобы базиса, а даже прицепочки никакой нет. Помню, веду их по трассе, а сам думаю: «Интересно все-таки, кого куда он поставит?»
Участок от Назии до Шлиссельбурга, куда по дислокации должна на днях встать первая рота, был тогда еще не занятый и для проезда закрытый. Я спрашиваю: «Как пойдем, товарищи лейтенанты, напрямик, тропкой, или дорогу станете глядеть?» Один захотел поглядеть дорогу, и второй захотел поглядеть дорогу. Пошли поверху.
А весна тогда стояла протяжная, непутевая — семь погод на день было. То притает, то подморозит, а то и снег пойдет. То вода, то лед. Одно слово — Ладога. Утром поглядишь на осинку — каждая ветка в ледяном кожухе, а на ветках — голодные ленинградские воробьи.
Вот идем мы втроем, а лейтенанты между собой разговаривают. То удивляются, почему у всех убитых лошадей нога задрана кверху, то еще чему-нибудь. Из разговора вижу — совсем необстрелянные ребята, но большие приятели, настоящие друзья. Хорошие из них выйдут боевые командиры. Идем мы так-то, идем, вдруг один из них остановился и нагнулся к земле. Что такое? Смотрю и я. Сверху, с насыпи, снег весь сошел, только инеем за ночь присолило, тонехонько-тонехонько. И вижу: просвечивает сквозь иней черный фанерный квадратик, лежит заподлицо с землей размером с папиросную коробку «Казбек» или немного побольше.
— Осторожно, говорю, товарищи лейтенанты, это не иначе, как противопехотная мина закопана.
— Мы и сами видим, что мина. Мы эти мины проходили в училище, — говорит один.
— Действительно, мина, — говорит другой, — только та разница, что раньше мы их головой проходили, а теперь проходим ногами.
Остановились на месте, стали осматриваться. Видим, метра через полтора — опять мина, немного подальше — еще одна. Так они и закопаны, как положено, в шахматном порядке, поперек насыпи метра через полтора, а вдоль насыпи — через два. Снег сошел — они и показались на свет. Кто их там закопал в прошлом году — немцы ли, наши ли, — неизвестно; известно только, что попали мы на минное поле и прошли по нему метров сто, не меньше. Как мы тогда не подорвались, непонятно. Хоть раз, а кто-нибудь из нас троих наступил на нее, змею. Скорей всего, я так думаю, нас мороз сохранил: грунт был мерзлый, крышки крепко припаяло к земле, сковало морозом, не позволило прогнуться под ногой. Однако дело серьезное. Одна не взорвалась, на это нельзя надеяться — вторая вполне свободно может взорваться. К тому же не все крышки видны; многие землей присыпаны. Вот стоим мы, словно на горячей плите, обдумываем, как быть. А ситуация такая: наверху, на насыпи, значит, мины, справа — откос и канал, там уже вода у закраин, слева — кустарник, там тем более мины. Стоим, думаем, куда двинуться. Василий Павлович говорит:
— Смотрите, как хорошо видны наши следы на заиндевевшей земле. Давайте вернемся по старым следам — только на всякий случай дистанцию друг от друга надо держать, — по следам вернемся и пойдем в роту низом.
Павел Васильевич говорит:
— Правильно. Если мы будем точно ступать на прежние следы, вернемся без всякого риска. Но, я думаю, можно и вперед идти: вон по той тропке.
И правда, вдоль бровки насыпи стояли телеграфные столбы, и мимо них тянулась тропка. Павел Васильевич пенял, что тропку проторили связисты, когда вешали провод; значит, можно и нам идти: тропка испытанная, обжитая.
Посовещались и пошли вперед. В общем, в штабную землянку первой роты я их доставил благополучно и воротился к командиру батальона. Доложил ему, как положено, что приказание его выполнено, а потом детально рассказал про разговор на минном поле. На этом дело и кончилось. Вечером, смотрю, вышел приказ. Василий Павлович назначен командиром взвода, а Павел Васильевич — помпотехом. «Ну, думаю, пришлось все-таки товарищу Алексеенко принимать решение без базиса».
Много времени прошло с тех пор, а вот вспомнил я этот факт и задумался. Может быть, был все-таки базис? Глядите сами: два человека, снаружи совсем одинаковые, попали на минное поле. И тут раскрылся ихний характер. Один первым делом задумался, как бы податься назад. А второй не потерял из виду цели. Раз решено идти вперед — значит, надо идти вперед. Бывает так и в гражданской жизни: переходит, например-, пешеход дорогу, а на него из-за угла выворачивает машина. Сколько раз я видел: добежит человек до середины, а потом замечется — и назад. Только шофера с толку сбивает. Другой перебежит спокойно и идет, куда шел. А этот замечется — и назад.