Не в своей тарелке
Калахари, январь 1998 года
Самое главное в Калахари – то, что она вас ненавидит. Она не постелет вам под ноги ковровую дорожку, не украсит вашу шею цветочной гирляндой и не попотчует вас дармовым стаканчиком сангрии. У нее не припасено для вас ни гостеприимной улыбки, ни информационного центра, ни наушников с переводом, ни экскурсионного маршрута с живописными видами. Если уж говорить начистоту, она вас терпеть не может, причем и не думает хоронить эти чувства в себе – наоборот, она с удовольствием похоронила бы в себе вас. Ее ненависть к вам имеет отнюдь не абстрактный, а откровенно личный характер.
Она прямо-таки жаждет с вами разделаться. Хороший турист в Калахари – мертвый турист, и очень многие ее обитатели считают труп предметом первой необходимости. Кроме обычных персонажей сериала о дикой природе, всегда готовых разорвать вас на части, здесь есть еще уйма изобретательной мелкоты, мечтающей извлечь из вас непосредственную пользу. Клещи, которые годами дремлют в земле, но, едва учуяв выхлоп вашего автомобиля, откапываются, чтобы высосать вас досуха. Пауки величиной с монетку, которые могут превратить вашу ногу в раздираемое болью черное бревно, жук с торчащим из задницы двойным шприцем, через который он всегда рад ввести вам под кожу порцию жгучей кислоты. А такого количества колючек не найти больше нигде на свете. На шипах, растущих из веток, имеются дополнительные шипы, причем все как один с ядовитыми кончиками. Словом, у каждого есть свой уникальный способ прямо и недвусмысленно объявить вам: если хочешь жить, проваливай. Забудьте об эффектных и трогательных закатах в духе сэра ван дер Поста[1], – все это чушь, здесь нет никакой романтики. Калахари – царство аморального свободного рынка, безжалостного капитализма, где всем заправляют профессионалы. И мне здесь нравится – нравится потому, что это последний уголок на нашей планете, где нет лукавства.
«Согласно местному обычаю, мы не стираем нижнее белье» – гласит примечание к списку услуг в моей палатке. Вот что такое истинная традиция – бессрочный запрет на отжимание чужих трусов. В глубине седой древности какие-то мудрые люди собрали свои племена и сказали: «Тысячелетий этак через несколько сюда заявятся странные бледнокожие незнакомцы в исподнем от Келвина Кляйна – не вздумайте даже пальцем к нему прикоснуться».
Двадцать часов назад я вместе с тысячей других пассажиров приехал в Хитроу, сел в гигантский аэробус и полетел в Йоханнесбург, потом перебрался в самолет поменьше, с полусотней пассажиров, и отправился в ботсванский Муан, а оттуда, в компании одного лишь Бога, моей подруги да пилота с ляжками, похожими на упитанных гиппопотамчиков, прибыл к большому дереву посреди пустыни Калахари. Ботсвана – самая плоская страна в мире; если Долли Партон ляжет здесь на спину, ее грудь станет для путников прекрасным ориентиром.
Лагерь San Camp приютился в пальмовой рощице на краю света. Я сижу на холщовом стульчике, держа в руке список услуг. Наступил тот восхитительный момент, когда ваша одежда, уши и глаза еще настроены на шум, толкотню и двадцатый век, но кожа уже чувствует, что все это осталось далеко позади; вас охватывает странное ощущение подвешенности между двумя абсолютно разными местами. А уж места необычнее этого нигде не сыскать. Лагерь состоит из палаток образца сороковых годов – они приводят на память фильмы со Стюартом Грэйнджером, – где нет ни умывальников, ни электричества, зато есть кровати с балдахином на четырех столбиках, противомоскитные сетки, батистовые простыни, бадейки с водой для обливания, лампы с парафиновым маслом и внимательные слуги. Через откинутый полог моей палатки видна простирающаяся до самого горизонта долина Макгадикгади, смахивающая на бабушку всех норфолкских пляжей.
Это одно из наименее изученных мест на земле. Оно до сих пор остается белым пятном. В сезон дождей здесь живут три миллиона фламинго – наикрупнейшая и наирозовейшая колония этих созданий, так напоминающих юную Барбару Картленд[2]. Сейчас здесь сухо и на сотни миль вокруг никто не живет, но как раз поэтому я сюда и приехал. Здесь можно убедиться, что земля поката. Повернись на 360 градусов, и не увидишь ровным счетом ничего, кроме чистого небосвода. Привлекает именно эта пустота – минимализм самого Господа Бога.
Лучший способ пересечь соляную пустошь – это перелететь ее по воздуху, как делают коршуны и вороны. Для тех, кто не может последовать их примеру, придуман четырехколесный мотоцикл – подобие газонокосилки с толстыми покрышками, рассчитанной на двух седоков. Только не забудьте правильно экипироваться. Костюм на отдыхе – это первое дело. А тут костюмчик что надо; вы пакуетесь в него целиком. Соль на пару с солнцем способны освежевать вас заживо, да и глаза ваши без очков рискуют лопнуть, как перезрелые виноградины, поэтому мы выглядим точно помесь Лоуренса Аравийского с Безумным Максом – куда до нас любителям подводного плавания и горнолыжникам, похожим в своих комбинезонах на ясельников-переростков!
1
Сэр Лоренс ван дер Пост (1906–1996) – южноафриканский писатель, философ и общественный деятель, активный борец за защиту окружающей среды. (