– Подержи-ка, внук, ее, а то можно соскользнуть – костей не соберешь, – бабка Антося тем временем, приткнув лестницу к стене сарая, поставила босую ногу на первую приступку. – Полезу на небо, там, говорят, печь из масла сделана.
– Ну, лезь, – безразлично говорит Колька, а сам держит лестницу. – Она же и так прочно стоит – не сдвинется. Как прибита гвоздями…
– Подстрахуй на всякий случай, – пугается старуха, припав к лестнице щекой, смотрит на внука: держит ли, молокосос. – Во, во, так и держи, Колька. Умереть не страшно – жить хочется. А я лезу, лезу… Держишь?
Колька держит, не тяжело, а сам думает: «Оригиналка! Я лезу на чердак, отец лезет – никто не держит. А она, видите ли, боится, хотя и прожила свои годы. Старикам, видать, очень жить сегодня хочется. Сегодня и завтра. Кто же из нас, молодых, про свой конец думает? Живем – и все… рано еще думать. А они думают. У них – близко… Вот в дорогу собираешься – и не спится, и думается. А город возьми. Смешно смотреть, как бабки эти улицу перебегают, хотя и горит зеленый свет. Так чешут, что не грузовик их, а они его скорей снести могут». И Колька впервые за свою жизнь подумал: «А, может, потому, что жизнь теперь выстроилась, на рельсы стала, оттуда и жажда у стариков к белому свету? Хотя бы вот его бабка Антося. Что она видела на своем веку? Войну… Похоронку… Голод… Холод… А сейчас – жизнь! Убегает, правда, она от стариков, так и метит навсегда ускользнуть, однако же и они понимают это, поэтому и держатся за нее двумя руками…»
Бабки Антоси уже нет на лестнице, где-то на чердаке лазит, только слышно, как шуршит сено, а Колька все равно держит лестницу. Ему кажется, что бабка все еще лезет, и внуку очень захотелось, чтобы она жила и жила. Вечно. Вот закончит он техникум, станет, может, даже и большим начальником, а там, глядишь, по телевизору покажут. Пусть порадуется бабка Антося. А когда не будет ее, кто заметит и Колькин диплом, и тот не построенный пока еще чудо-дом? Пусть живет бабка. Долго. Очень долго.
Колька растрогался, повлажнели глаза, но рук не отрывает от лестницы – пальцы лежат на ней вроссыпь, намертво лежат, словно примерзли, и он думает-рассуждает про жизнь. Ну, спросите, почему он хотя бы в ту науку полез? Все же знают в деревне, как учился в школе. Через тройку – двойка. Когда четверку имел – одноклассники ляпали по плечу, пожимали руку: молодец! Но такое случалось редко. Нет, лучше не вспоминать. Грустно становится. Неловко. И за себя, и за учителей. Хотя последним он «таблетку» и подбросил – сдал экзамены в техникум. Как сдавал – припомнить тяжело, будто бы уснул на скамейке под своим жасмином, а его толканули под ребро: вставай, приехали. Приехали, так приехали. Тыр-р-р!
Работает Колька на стройке каменщиком, и хорошо работает, даже премии там разные не забывают выписывать ему, благодарность объявить. «Ты заслужил, Николай Степанович. Побольше бы нам таких трудолюбивых людей». Но все учатся. Зацепило это и Кольку. Ему также захотелось. «Не хуже других». Об одном только забыл Колька: когда все хорошо учились – тогда ему не хотелось. А теперь вот сиди на скамейке. Подстерегай учителя.
– Ну где ты, баба? – задирает голову вверх Колька. – Наелась масла?
– Да лезу, лезу, – вылетает Антосин голос, а потом показывается и сама. – Где же она, нечистая, несется? Все закутки перебрала руками, а хотя бы одно яйцо. Так что же это выходит, люди мои хорошие? Я кормить ее должна до осени, а она ни одного яйца мне?! Фигушки! Не-е-ет, Антосю ты не перехитришь! Перья из тебя полетят! Сегодня же! – Антося высунулась задницей из дверки, не сразу нащупав ногой лестницу, поставила на нее потрескавшуюся пятку. – Держишь, внук?
– Держу.
– Держи же! Лезу… лезу на землю.
– Зачем ты ее спускаешь, Колька? – незаметно подошла соседка Лидка, почти ровесница Антоси. – Пусть там и зимует. Буханку хлеба ей подай – ничего, пересидит.
– Ты, молодица, внука моего не знаешь: он бабу свою ценит, – нисколько не обижается на шутку соседки Антося, скорее напротив: самый момент, думает старуха, раз зацепила ты, Лидка, языком своим Кольку, про него хорошее слово вставить. И она вставляет, как только нога нащупала землю: – Все, слезла. Внук мой – ты слышишь, Лидка? – разумный. Лишь бы кого в техникум не возьмут…
– Допустили Кольку в техникум? – удивляется Лидка.
– Взяли, взяли, девка, – охотно ответила Антося.
– Что делается, люди! – всплеснула руками Лидка. – А у нас же, чуть собрание какое родительское, все, помню, клевали его. Он и такой, и этакий. Неуч. Совсем не признавали человека, а он – на тебе! – в техникум внедрился… На второй год все, помню, оставляли…