========== 8. Дом, милый дом ==========
Родной подвал встретил Драко утренней ленью, привычным запахом какао и непривычными зажиманиями Пэнси и Грегори на диване в гостиной. Увидев вломившегося в помещение Малфоя, Пэнси покраснела, спрятала лицо на плече Гойла, но по мелькнувшему лукавому взгляду Драко понял, что Паркинсон и не думала смущаться.
— О! Пропажа вернулась! — преувеличенно бодро воскликнул Грегори, хозяйским жестом приобнимая за плечи девушку. — А мы тут…
— Тискаетесь, я вижу! — Драко быстро пробежал через гостиную к своей комнате, не желая ввязываться в разговор. — На здоровье!
Он захлопнул дверь изнутри, привалился к ней спиной и пару минут стоял так, словно ожидал, что приятели начнут лезть к нему с расспросами. Но никто не только не толкал дверь с той стороны, но даже и не скребся в нее, и молодой человек выдохнул с облегчением. Похоже, пока Драко слушал маггловские сказки и приобретал привычку к имбирному печенью, Грегори проводил время с пользой.
Мирное существование в обители Слизерина закончилось очень быстро — стоило выйти в общую гостиную, и Дафна тут же прошлась по недостаточно пухленьким щечкам и невозможности для Драко посидеть у кого-нибудь из девочек на ручках. Не ожидавший такого приема Малфой покрылся красными пятнами и огрызнулся, на что старшая Гринграсс сделала строгое лицо и потребовала не хамить взрослым. А то ведь и по попе схлопотать можно. Дафну осадила Пэнси, девушки сцепились языками, а Драко удрал на поиски куратора — надо было догонять программу.
Вопреки опасениям, за спиной особо не перешептывались. Иногда Драко ловил на себе любопытные взгляды, но студенты Хогвартса не скалились насмешливо, а тепло улыбались, и это вводило в недоумение. В библиотеке было тихо и малолюдно, и он укрылся там — в конце концов, куратора можно найти и позже, никуда он не денется! А кое-что почитать полезно и без указаний свыше.
Несколько часов прошли в тишине и покое, Драко честно вчитывался в тонкости рунической грамоты и даже сделал пару упражнений. Но потом в его секцию кто-то забрел, за стеллажами зашуршали страницы, послышалось невнятное бормотание, и Драко предпочел уйти. Он быстро прибрал свое рабочее место, не глядя схватил какой-то учебник и бросился к выходу, где нос к носу столкнулся с Поттером.
— Привет, Драко, — миролюбиво сказал Поттер, поправляя очки на носу. — Как дела?
Драко щелкнул челюстью, совершенно сбитый с толку тоном своего извечного противника и его каким-то новым, как будто добрым взглядом. Гарри несколько раз кивнул сам себе, посторонился и мотнул головой, мол, проходи. Драко вылетел из библиотеки и лишь на полпути к слизеринскому подвалу сообразил, что буркнул Поттеру «спасибо» на прощание. Боггарта линялого! Он? Поттеру? «Спасибо»?!
А вечером его взял в оборот радостно скалящийся Забини. Вскользь упомянув, что Драко оказался непоседливым, но милым ребенком, Блейз всю дорогу на ужин болтал о том, что Грейнджер весьма симпатичная юная леди и что у него, Блейза, на нее большие планы. Драко слушал, хмурился и упорно молчал. В конце концов, он неплохо знал веселого итальянца, чтобы фильтровать его высказывания. Кстати, мало кто из однокурсников мог отличить, когда Блейз шутит, а когда за зубоскальством прячется истинная правда о его намерениях. В этот раз разглагольствования Забини Малфою сильно не нравились.
— Ты рехнулся, Блейз, — неприязненно морщась, сказал наконец Драко. — Грейнджер зануда и сухарь, и ничего она не симпатичная, что ты выдумываешь?
— Да ты просто не помнишь! — засмеялся Забини. — Судя по тому, как нежно она о тебе заботилась, из Гермионы получится отличная мама. Именно такая, какую я хочу для своих детишек. Я тебе когда-нибудь говорил, что планирую большую семью, и чтоб малышей было не меньше семи?
Драко поперхнулся еще на нежной заботе о нем со стороны Гермионы, а теперь и вовсе раскашлялся. Добрый друг Блейз от души саданул его по спине.
— Вот спасибо! — просипел Малфой, поднимая глаза. И встретился взглядом с встревоженными глазами Грейнджер. Она смотрела в их сторону, и было видно, что только вцепившаяся ей в рукав Уизлетта мешает гриффиндорской зануде подхватиться с места и бежать на помощь.
Лучшим выходом Драко счел закрыться в своей комнате и не высовываться до утра понедельника. Первую часть этого плана он с успехом выполнил, проигнорировав и Гойла с Паркинсон, и Забини, звавшего поиграть в шахматы. Для надежности Драко еще и Коллопортус на дверь наложил, и только тогда немного выдохнул. А вот со второй возникли проблемы. Не то чтобы Драко хотелось в общество своих однокурсников, но чего-то ему явно не хватало. Или кого-то.
Он посвятил вечер рунам и теории по зельеварению, он даже одним глазком заглянул в историю магии, но ближе к отбою ощущение неправильности происходящего становилось все сильнее. Под конец чувство тревоги захватило юношу с головой, и он раздраженно захлопнул учебник. Помыкавшись по комнате, Драко завалился в постель, надеясь за ночь избавиться от всякого бреда в голове.
Заснуть не получалось. Драко вертелся, накрывался, раскрывался, переворачивал подушку — ничто не помогало. Наволочка моментально нагревалась от щеки, простыня скользила по матрасу и пахла совсем не так, как надо. Одеяло было тонким и совсем не грело. Промучившись пару часов, Драко сходил попить водички и вдруг понял, что не так с его постелью — он был в ней один! Застыв перед кроватью, юный Малфой недоверчиво уставился на разворошенное спальное место, будто именно оно было виновато в открывшейся истине. Или все-таки было? Уж не кровать ли подложила Драко свинью, лишив его теплого бока, к которому можно прижаться, и ласковых рук, которые погладят и отгонят любые непрошеные мысли?
Врать себе не имело смысла. Абсолютное большинство соучеников считали Драко трусом и лжецом, и иногда оказывались правы, но обманывать себя он не любил. А то придумаешь себе что-нибудь, а потом реальность как подкинет тебе разочарования! В этот же раз правда, которую Драко весь день прятал от себя, была проста и незамысловата: ему было очень некомфортно без Гермионы Грейнджер.
Расправив постель и устроившись в ней, Драко уставился на складки балдахина и задумался. Временами из-под толщи дневных впечатлений проглядывали странные картины: вот Гермиона протягивает ему руку и смеется, вот она что-то говорит с мягкой улыбкой, и эта улыбка ее невероятно красит. Вот сам Драко обнимает ее, прикасается щекой к щеке девушки, и от этого ему хорошо и спокойно, а еще она гладит его по спине, и это приятно… Он зажмурился до цветных пятен перед глазами и даже головой помотал. И вместо того, чтобы избавиться от дурацких воспоминаний себя-мелкого, вспомнил утро: как Гермиона помогла ему натянуть мантию и щелкнула по носу, и едва удержалась от того, чтобы потрепать по волосам; как она смотрела на него, пока рассказывала о двух неделях, которые он не помнил; как вытерла молоко и при этом слегка склонила голову на бок… Драко заскрежетал зубами и перевернулся на живот.
И вообще, с каких пор он стал называть Грейнджер по имени, пусть и в собственных мыслях?! Это, конечно, Блейз виноват! Это он весь вечер трепался про то, какой Гермиона будет замечательной мамой его семерым отпрыскам. На этом месте Драко спрятал голову под подушку, потому что представлять Гермиону Грейнджер мамашей шумного итальянского семейства оказалось неприятно. Забини, конечно, больше веселился, чем всерьез планировал будущее с лучшей ученицей Хогвартса, но все же…
Утром, после завтрака, Слизерин полным составом засобирался в Хогсмид. Драко с независимым видом восседал на диване в гостиной, совершенно не собираясь участвовать в этом массовом загуле. Пэнси попыталась уговорить его на прогулку, но Гойл, за годы учебы изучивший Малфоя, остановил девушку. Драко почувствовал некоторую благодарность к приятелю, но не нашел, как ее выразить. Зато Крэбб, перемигнувшись с Дафной, проехался по Драко, дескать, маленьким на взрослые гулянки нельзя, да и мама Грейнджер не разрешила.