С какой радостью она ответила бы, что нет, не будет, но человеку, который сидел рядом, нельзя было говорить неправду.
Машина уже подъезжала к гостинице «Националь». Мария осторожно начала стягивать шарф, но Ленин вдруг погрозил ей пальцем:
— И не пытайтесь! Извольте его носить!
Часа через два вернулась с митинга товарищ Коллонтай и вызвала к себе секретаря. Слово «вызвала» носило, конечно, весьма условный характер: кабинет наркома социального обеспечения помещался тут же рядом, в бывшем гостиничном номере — стоило только приоткрыть дверь.
В руках у Коллонтай был запечатанный конверт:
— Это в Наркомпрод, Мария! Во что бы то ни стало найдите самого Александра Дмитриевича и передайте ему в собственные руки.
Она протянула письмо и вдруг, выйдя из-за стола, сказала с каким-то особенным выражением:
— Ах, Мария, Мария! Если б вы знали, какой урок я получила сегодня, если б вы только знали!
Мария выжидательно посмотрела на нее. Наверно, что-то такое произошло на митинге, о чем хочет рассказать Александра Михайловна. Она часто обращала внимание своих молодых сотрудников на те факты, о которых следовало задуматься. Иногда, в свободную минуту, она вспоминала о годах эмиграции и революционного подполья; рассказывала и о том времени, которое было так недавно, но уже становилось историей, готовой облечься в мрамор и бронзу…
— Нет, нет! — торопливо сказала Александра Михайловна. — Не теряйте времени, Мария! Это очень важно, очень!
Человек, которого надо было найти во что бы то ни стало, был Александр Дмитриевич Цюрупа. Застать его в кабинете было почти невозможно, но Марии повезло: она встретила его на лестнице и тут же вручила письмо в собственные руки. Прислонившись к подоконнику, Цюрупа распечатал конверт, а она невольно смотрела на его руки, очень худые, бледные до прозрачности. И лицо у него было бледное, отечное, с печатью тяжкой заботы. Было известно, что недавно, после заседания, он упал в глубокий обморок. Врачи без труда установили причину: систематическое недоедание.
Таков был этот человек, ленинский нарком продовольствия, которому Владимир Ильич постоянно выговаривал за «невозможное обращение с казенным имуществом», иначе — со своим здоровьем, и предписал своему секретарю Фотиевой проследить, как питается, отдыхает и выполняет назначения врачей наркомпрод Цюрупа.
По мере того как Цюрупа читал письмо, лицо его прояснялось, он несколько раз кивал головой и улыбался. Потом расправил на подоконнике бумаги и, написав несколько строчек, подал его Марии.
— Вы Москву знаете? Идите прямо на Большую Дмитровку, в бывший холодильник Михайловых, и предъявите сие товарищу, чья фамилия здесь обозначена. А пока вы туда идете, я с ним созвонюсь!
Все еще улыбаясь, он быстро пожал ей руку. Мария вышла на улицу несколько озадаченная: до сих пор она знала или, во всяком случае, имела представление о том, что ей приходилось выполнять, но сегодняшние поручения были непонятны. «Холодильник! — думала она, направляясь на Большую Дмитровку. — Почему холодильник?»
Товарищ в потертой кожанке, чья фамилия была обозначена на записке, провел ее в помещение, где действительно было как в холодильнике. Стояли какие-то ящики, коробки, по стенам висела на крюках одежда.
Склад? Да, безусловно! Но это был особый склад, своего рода «пункт скорой помощи»! Под строжайшим контролем хранилось в нем весьма небогатое имущество, которым располагала тогда пустая, холодная, голодная, вконец обносившаяся Москва. Сюда обращались в самых трудных случаях. По просьбе Ленина надо потеплее одеть товарища, который пробрался в Россию из далекой страны, где круглый год припекает солнце; в срочном порядке необходимо подобрать соответствующий костюм советскому дипломату, уезжающему за границу; обязательно требуется найти три пары исправных сапог для делегатов съезда, — это звонит Свердлов.
Вот на какой склад пришла Мария с запиской наркомпрода Цюрупы. Товарищ в потертой кожанке оглядел ее деловито-сурово, достал из ящика высокие дамские ботинки на шнуровке, меховую шапку, снял с крюка беличью шубку и предложил все это примерить.
Наконец-то Мария поняла, что происходит. Ей стало даже немножечко смешно: «Господи, господи, — думала она, — каких только поручений не приходится выполнять!»
Надев скрипучие ботинки, шапку и шубу, она прошлась по комнате быстрой, энергичной походкой, размахивая руками, — так всегда ходит Александра Михайловна Коллонтай.
— Шапка с ботинками должны сидеть хорошо, — сказала она. — А вот шубка как будто узковата!