Едва остановились, по вагону пошел заградительный отряд — проверяли документы и багаж. Порядка здесь было больше, сказывалась близость Москвы. Агенты трансчека устанавливали строгую очередь на посадку.
Впервые за долгое время Авангард почувствовал себя лучше. Ноги еще дрожали при каждом шаге, но зато голова была ясная. Он взял горсть снега, скатал и бросил в галку, сидевшую на бревне. Сразу заныло плечо от усилия. «Здорово ослаб», — подумал он, разглядывая свою исхудавшую руку. А все же хорошо было сейчас на сердце и верилось, что Москва близко, что доведется ее увидеть.
— Гражданин, лепешек горячих не надо ли?! — подошла торговка.
Авангард выменял за горсть соли плоскую темно-коричневую лепешку и пяток захолодевших антоновок. Давно уже не приходилось есть с аппетитом. «Значит, поправлюсь», — сказал он себе и крепко потер замерзшие руки.
Еще издали он увидел у теплушек каких-то людей. «Опять проверяют, что ли?» — подумал он и ускорил шаг. Высокий человек с отвислыми желтыми усами и длинной жилистой шеей, торчавшей из заношенного кашне, вопросительно посмотрел на подошедшего Авангарда. Рядом с ним стояли двое парней в шинелях, с винтовками и гранатами у пояса.
— Ты кого тут ищешь, товарищ? — обратился высокий к Авангарду.
— А ты кого ищешь?! — в тон ему спросил Авангард.
— Ищу сопровождающих!.. Не видал, кто находится при этих вагонах?
— Я нахожусь при этих вагонах! А вам чего нужно?.. Тут уже проверяли сегодня!
— Ага, значит, ты… — неуверенно сказал высокий и поправил нитку за ухом, державшую очки. — Ну, тогда покажем друг дружке наши документы.
Порывшись в пальто, он подал Авангарду кусок бумаги с лиловым штампом.
«Дано сие т. т. Калачу Ф., Гусеву М., Омельченко И., — прочитал Авангард, — работникам Наркомпрода в том, что им поручается встретить и доставить в адрес Наркомпрода (Москва) вагоны, следующие с продовольствием, за №№… (телеграмма Торцевского Ревкома от 12/II 1919 г.), что и удостоверяется подписями и приложением печати».
Прочитав бумажку, Авангард предъявил свой мандат и накладные.
— Вот мы и познакомились, — сказал высокий. — Я товарищ Калач, а эти товарищи — Гусев и Омельченко, все рабочие! Мы тут давненько торчим!.. Еще третьего дня ждали с Тумры!
— Да там заминка вышла! Отцепляли вагон!
— Так-с, — сказал Калач. — Тогда полезем в теплушку, что ли?
Авангард все еще медлил.
— Так вы, значит, из самой Москвы?!
— А как же, милый. Прямо из нее! — ответил Калач, задирая пальто и неловко закидывая длинные ноги.
Авангард чуть не засмеялся: «Вот так калач! Это скорее макаронина, а не калач!»
Казалось, что он давно уже затерялся в нескончаемой сутолоке дороги, что вагоны, не зная цели, блуждают в путанице рельс, станций и полустанков. И вот далекая Москва напомнила о себе, — пришел конец одиночеству. Хорошо было теперь поговорить с москвичами, посидеть с ними у огонька.
— Сейчас в Наркомпроде навели порядок; там рабочие заворачивают делами, — рассказывал Калач. — Конечно, всех сразу не раскроешь, а повымели оттуда и контру, и спекулянтов, и всяких темных людишек! Владимир Ильич сам наблюдает за посылкой продотрядов… Теперь уже нам чуток полегче жить, как маршруты двинулись…
«Буржуйка» чадила горьким дымом, Калач кашлял, вытирал слезящиеся глаза, но от печки не отсаживался — следил за котелком, куда Авангард щедро засыпал пшена.
— Каша — не суп, она должна преть, увариваться, — объяснял он, подбрасывая в топку несколько щепочек. — Надо, чтоб под нею жар был ровный, постепенный — тогда каждая крупинка раскроется во всей полноте и отдаст свой навар…
Авангард с удовольствием слушал его. Своей хозяйственной сноровкой и складной речью Калач напоминал ему Башкатова. Точно так же и Башкатов сидел у «буржуйки», ворошил дрова самодельной кочергой, что-нибудь рассказывал, посмеивался…
— Готово! — объявил Калач и густо присыпал кашу солью.
Пока соль таяла, он снял очки и вынул из кармана деревянную ложку.
Обжигаясь, ели горячую, крутую кашу, поочередно лазая в котелок.
— Хороша каша! — сказал Калач, обсасывая усы. — Давно мы такой не едали… У нас она знаешь какая? Крупина за крупиной гоняется с дубиной…
Свернули цигарки, закурили. Калач добродушно гудел сквозь усы: