Легкая пауза на том конце открывает доступ к звукам вокруг. У самого входа стрекочет одна из ламп, вертятся с грохотом две сушилки.
– Я всегда буду рядом, Итан, ты же знаешь? – Голос теперь другой. Мягкий, серьезный. Такой стучится тихо-тихо. – Даже если придется склонять голову. Веришь?
– Даже если голову с плеч?
– Даже если голову с плеч.
Опускаю свою – и взглядом в серую поверхность под ладонями. Вдыхаю.
Выдыхаю:
– Я верю.
Это правда.
– Мы тебя любим. Я тебя люблю. И всегда буду.
Когда она говорит «ваше высочество», то не иронизирует.
– Спасибо, Кори, – тысячи и на всех языках. – Я тебя – тоже.
– Ну и чудненько! – Смена настроения и красок как вечное сообщение: все своим чередом. – Я пошла пересматривать «Навсикаю»!
– Миядзаки?
– Ты посмотрел?
– Посмотрел.
– И-и-и?
– Поучительно, до́бро, важно.
– Ой, все, – цыкает Кори, – стирай свои портки, я ушла.
Когда звонок завершается, мне видно, что он длился почти тридцать минут. Здесь и без того шумно, потому вынимаю наушники, чтобы убрать в чехол. Он в рюкзаке. Рюкзак за спиной на одном из белых сидений. Их три в связке.
Я оборачиваюсь: на среднем – ты. Вот как ты это делаешь? Когда зашел, когда пришел? Я не услышал твоих шагов за барабанами машин и не узнал запах в джунглях химических порошков. Едва тебя вижу, опять это дурное чувство – дух захватывает. Мой дух – цепкими лапами твоего. Первая контрольная точка.
– С кем ты говорил? – Не здороваешься. Сегодня у тебя что-то серое в голосе. И глазами не улыбаешься. Ало-синий пуловер к красным спортивным штанам, едва достающим до щиколоток. Куртка на коленях, взгляд – снизу вверх, а ощущение: наоборот. Не даешь мне даже помолчать. Добавляешь: – Кори – это та девушка, которая иногда приезжает за тобой?
– Да.
– Кто она тебе?
У тебя нога правая трясется, ты знаешь?
– Сестра.
– Сестра? – Это что, скептический тон? – Латиноамериканка – твоя сестра?
– Она не латиноамериканка. – Вспоминаю, что надо двигаться. Нахожу чехол в переднем кармане рюкзака.
– У нее цвет кожи, как у Рианны.
– Рианна не латиноамериканка.
– Ты интересуешься знаменитостями? – От тебя как всегда сплошные сладкие фрукты и древесина. Формулы моих нерешаемых уравнений.
Когда убираю всю технику, отступаю к стиральным машинам. Подальше.
– Я интересуюсь музыкой, – отзываюсь на твой серый вопрос.
– Слушаешь Рианну?
– Почему нет?
– Ты переводишь тему. – Такой пытливый взгляд, прямая линия губ. Острый подбородок на фоне убранных за уши волос. Хочу я того или нет, у меня подкожные буквы – врассыпную.
– Это ты спросил про Рианну. – Бесшумно забираюсь на соседнюю стиральную машину, свешивая ноги. Когда ты слишком рядом, самосознание моих пальцев мне абсолютно не подвластно. Лучше тут. На расстоянии.
– Я спросил про девушку в пикапе.
– Моя сестра Кори, – по слову – не торопясь – как ребенку.
– Ты азиат. Она латиноамериканка.
– Она не латиноамериканка.
– Она сводная сестра?
– Молодец, – и киваю, натягивая рукава широкого лилового свитера.
– А ей ты сказал «ты у меня умница». – Голос ярче. Не такой, как всегда, но уже легче по весу. – Что мне сделать, чтобы ты так же разговаривал со мной?
Так ты что… ревнуешь?
– Ты умница.
Доволен? Тем, что со мной делаешь? Этими пируэтами в груди?
– А где «у меня»?
Ты не мой.
– У меня тебя нет. – Срывается быстро, машинально.
Но это правда, Чоннэ. Не вздыхай так.
– Да нет, Итан, я у тебя как раз-таки есть. Это тебя, – кто-то роняет четвертак, – у меня нет.
Звенит, бежит по грязным плитам, куда-нибудь хочет спрятаться. А ты смотришь так, что появляется ощущение, будто нет в мире такого места, где можно было бы спрятаться мне. От тебя.
– Ты тогда в первый раз сказал, что у тебя есть человек, которому ты даешься. Ты говорил не всерьез?
– С чего ты взял?
– Ты бы не позволил себя касаться, если бы у тебя уже была пара. – Круши, рушь, склоняй. – Так ведь?
Дверь открылась, закрылась. Кто-то вошел или вышел? Пространства много, звуков – тоже, и не очень яркий свет. Там женщина читала в другом конце, как она это делает?
– А что, если я только притворяюсь недотрогой? – Скажи мне, давай. – Может, я тебе вру на каждом шагу.
Когда я запомню, что тебя не обыграть словами? Ты не отвечаешь, конечно. Ты смотришь внимательно. Кутаешь, не прикасаясь, парализующим газом. Медленно убираешь куртку к моему рюкзаку на соседний стул и поднимаешься с места. Держишь взглядом, как цепями. Крепко – нет смысла дергаться.
А я, дурак, и не дергаюсь, не моргаю, зачарован, не додумываюсь колени прижать друг к другу, создать барьер, сгенерировать расстояние. А ты не дурак. Ты в два шага возле меня, между ногами и вплотную.