– Все-таки считаешь меня красивым. – Затылком касаешься стены, взгляд получается теперь из-под ресниц. Такой… довольный?
Ты дурак совсем, Чоннэ?
– Он считает, ты похож на плантацию спелых мандаринов, – слова короля теряются в дыму, хрипят, как сломанные ветки. – Если сравнивает с грудой мандаринов, значит, ты покруче, чем Ален Делон или Брэд Питт. Они же считаются красивыми? – Натурально задумавшись, он позволяет взгляду сползти к твоей обуви, уставиться сквозь пространство, вспоминая то, что считает нужным. А потом мысль сыпется карточным домом, лишается его интереса. – Неважно. Тебе пора, мандарин. Убирайся, ну, правда. Тебе нельзя тут быть.
– Почему?
– Это мой дом, букашка. – В убежище дым и краска никогда не дерутся и не вступают в спор. – Мой с Итаном дом. Сейчас утро субботы. Моя часть дня. Исключительно моя. Время идет, ты его отнимаешь.
– Ты разве уже не дорисовал?
– А сколько ты тут стоишь, взломщик?
– С самого начала.
– Зарождения Вселенной? Ноги не затекли? Поконкретнее. Когда зашел?
– Ты слушал другую песню и писал на стене… цитаты?
О! Так это первая стадия.
– Это был не я. – Еще чуть-чуть, и оранжевая цепь бумажной камеры доберется до фильтра. – То был Итан.
Мне из своего остановленного времени видно, как ты выпрямляешь голову и как будто немного хмуришься. Сосредотачиваешься. Всматриваешься. Точь-в-точь как человек, на глазах которого переставляют стаканы, а он пытается не упустить тот, содержимое которого единственно ему известно.
Когда ты хмуришься, ты не похож на ребенка. Если нужен возраст, я бы сказал, что он от тебя ускользает. Лицо застывает в каком-то холодном, плохо читаемом выражении, какие встречаются у большинства скульптур:
– А сейчас?
Может ли быть, что ты как будто и впрямь… все обо мне знаешь?
– А мне заплатят за это интервью? – Король на то и король: ищет выгоду для государства.
– Назови цену.
– М-м-м, – чем ближе пальцы, тем ярче запах краски и больше дыма на фоне озорных скучающих глаз, – натурой слабо?
– Натурой? – У тебя голова поворачивается в сторону – машинально как будто возражает.
– Ну да. – Он выдыхает очередной серый порошок и слегка поджимает губы. – Это Итан у нас недотрога. А я за любой кипиш, кроме голодовки, так что с радостью с тобой потрахаюсь.
Я по-прежнему не хочу иметь возможность читать чужие мысли. Мне кажется, это большая удача, что мне она не досталась. Если знать, что творится в твоей голове, я бы выпал даже из собственного кармана. Как с Эмпайр-Стейт в те времена, когда там еще не было ограждающих решеток и самоубийцы прыгали в безбрежный океан вечности со смотровой площадки.
– Я бы с тобой тоже с радостью. – Совсем забыл, что ты такое, Чон Чоннэ. – Но мне надо спросить разрешения.
– У кого это?
– У Итана.
– М-м-м. – Губы поджимаются театрально иронично. – Я бы похвалил, но верится с трудом, что такому парню, как ты, нужно чье-то разрешение.
– Я тоже удивлялся. – Ты не отводишь глаз. – Но недолго.
Босые ноги выделяются на фоне синего комбинезона и тают в прозрачных складках разбросанной защитной пленки, которой покрыт даже диван. Здесь хорошо отапливается, здесь очень тепло, и ты, чужеземец, наверняка уже вспотел. А король не торопится, задирает голову, выдыхает искусственный туман в искусственное небо.
Ты знаешь, что табачный дым – это ацетон, оксид и диоксид углерода, изопрен, сероводород, синильная кислота и куча других веществ?
Когда кто-нибудь курит, выдыхая полупрозрачные ленты, я всегда представляю, что за этим мимолетным туманом проходит небольшой бал. Там сероводород во фраке. Синильная кислота – в платье. А может, она тоже во фраке. А изопрен как раз в платье. Почему он не может надеть платье, если захочет? Надеюсь, это свободный бал и вещества в нем толерантны и просты по своей натуре.
Хочу верить, что они хоть немного похожи на тебя.
А король все еще не торопится, задирает голову и всматривается в тающий на глазах туман, тоже ищет кого-нибудь во фраке. И только после исчезновения виражей пышных юбок опускает голову.
– Когда у тебя последний раз был секс? – И изворачивается, чтобы затушить свой билет на светский прием в стеклянной пепельнице с парой окурков.
– Давно.
– Я вот разве попросил привести пример наречия? Ты точно умеешь отвечать?