Я – да.
«Мой дорогой Сиксмит,
сегодня утром я выстрелил себе в рот из люгера Вивиана Эйрса. Многие проповедуют, что самоубийство – это проявление трусости. Эти слова не имеют ничего общего с истиной. Самоубийство – дело невероятного мужества».
Кто это я? Муляж с ценником, пыльная ложная упаковка, упавшая не в тот мир.
«Каждую ночь я вырезал у себя сердце, а к утру оно вырастало заново».
Следы моих ладоней мажут стены, потом я смотрю на алые пальцы и касаюсь ими мокрых слез, наношу себе румяна. Замерз или смутился. Выбирай, что хочешь.
В районе десятой цитаты все всегда меняется. После кровавого макияжа с резким характерным запахом химических соединений. Вторая стадия всегда – гнев. Пограничная. Мост между мной и Ури. Раньше я сдерживался, молча сжимая кулаки, а сейчас научен выплескивать. Вспышки злости и ярости ко всем тем, кто говорит, что я выдумываю, всем, кто предоставляет доказательства или звенит в ушах диагнозами. Ко всем, кто не понимает, уходит, теряет интерес и бросает. На краткий миг мы всегда их ненавидим. Их – это людей.
– Противные, никчемные и глупые извращенцы, помешанные на плотских утехах! – Я всегда не могу себя контролировать, и Ури пробирается, громко цедит сквозь зубы, намереваясь стереть мою жалость со стен. – Гадкие безнравственные ублюдки! Жадные до власти и денег мудаки!
Ему плевать на написанные мной цитаты. Плевать почти на все. Он начинает презирать других и меня. За слезы, которые я лил минуты назад, за всхлипы, затрудняющие дыхание, и нервы, исцарапанные презрением к себе. За все это он сначала злится на меня, а потом – на других.
– Ненавижу!
Слово – секунда за секундой – повторяется снова и снова, пока мы спускаемся со стремянки и по запястья окунаем руки в банки с краской.
– Ненавижу!
Бьем ладонями по стене и мажем ее разводами, закрашивая слова. Подметаем поверхность, пачкаем, размазываем, мараем.
– Ненавижу!
Когда жирность слоев перестает нас удовлетворять, мы лезем в другие предварительно открытые банки, все смешиваем, портим, оставляем пятна на клеенке под ногами и пачкаем наши голые ступни. Не слышно, как шлепает, слышно, как хлюпает.
– Ненавижу!
Уже не нужна стремянка. Мы берем банку – сегодня зеленая – и опрокидываем наверх, чтобы выплеснуть масляной дугой прямо поверх грязно-красных букв.
– Ненавижу!
Она брызгается. Она стекает стеблями, оборванным дырявым забором к полу.
– Ненавижу!
К запаху мы уже давно привыкли. Хиро и Сайко привыкли тоже.
– Ненавижу!
Мы не успокоимся, пока не перемажем всю поверхность хаосом злобы, смешав пять или шесть цветов. Когда яростная воронка вязких изображений заполняет наши зрачки, начинается стадия номер три.
Ури.
Он – король, и ему плевать на всех «недалеких, приземленных, толстолобых человечков, которые ничего не видят дальше своих замкнутых мирков».
Ури говорит: «Мы не просто эльфы. Мы высшее существо. Бог, явленный в человеческой форме. Точка координат, вокруг которой вращается Вселенная. Мы знаем больше всех и видим то, к чему слепы другие. Ощущаем цвета в словах и слова в звуках. С нами говорит воздух, и показывает новости небо.
Мы – лучшее изобретение мира».
Ури говорит: «Если он – мир – врежется в нас самолетом, мы станем черным квадратом фонтана и утянем всех в свою черную дверь».
Ури как-то спросил меня: «Кто такой этот Чон Чоннэ, чтобы тебе вдруг захотелось с ним состариться?» Король сказал, что ты «всего лишь букашка».
Я потом постоянно думал – какая. Как тебе божья коровка? В ряде культур тебя считают символом удачи и запрещают убивать. К тому же божьи коровки обитают практически по всему земному шару. За исключением Антарктиды. Понимаешь?
Врач утверждает, что у Ури явные признаки мегаломании, и зовет эту стадию «бредом особого происхождения». Мой бред относят к той же категории. Грандиозно-фантастической. Ури говорит: «нам надо смеяться». Над людьми, их неверием и узким мышлением. Ха!
Ури не нравится, что некоторые люди склонны пренебрежительно относиться к ментальным заболеваниям и отпечаткам психологических травм.
– А вот психопатия – ересь! – Ури накладывает слова все еще на мелодию Саймона Пула, пачкая краской новую бутылку вина. – Все – ересь! Этот парень просто жесткий ублюдок, в игры наигрался, стрелялки всякие, вы видели, что сейчас за игры делают?
У Ури ведь тоже есть своя сцена. И свой номер. Он играет за нас и тех «недалеких людей, что не хотят ничего понимать».