Чоннэ? Обернись, Чоннэ.
Продолжаешь горбиться, наблюдая за миром сквозь. Не сработало. Это хорошо. Это лу…
– Ты смотрел сериал «Очень странные дела»?
Вопрос срывается с твоих губ шуршащей оберткой, сливаясь с другими. Что?.. Ты не оборачиваешься. Тебе нужен ответ. Речь. Слово. Не кивок или мотание.
– Нет, – мой голос ничем не лучше настенных часов.
– Знаешь, там, помимо нашего мира, есть еще параллельный. Что-то вроде другого измерения. – Ровный шорох продолжается, но ты все такой же застывший. Подпираешь локти коленями и выжигаешь взглядом прозрачное полотно пространства. – Оно серое, темное и жуткое. Кишит жестокими монстрами, которые пытаются пролезть к нам сюда или забрать кого-то отсюда. – Я действительно не видел этого сериала, но ты говоришь – и мне совсем нетрудно представить. – Иногда, Итан, когда я наблюдал за тобой ночами… мне приходило в голову, что ты этот мир видишь. Наверное, прозвучит странно, но из-за этого ощущения я начал бояться оставлять тебя одного. Не мог заснуть, зная, что ты на улице. Кажется, – отмираешь телом, легко пожимаешь плечами, – когда ты один, ты больше там, чем здесь, и я всегда хотел подойти, всегда, Итан.
Медленно все же поднимаешь на меня глаза. Если у взгляда есть аркан…
– Но знаешь, что меня постоянно останавливало? —
…то я попался. – Одна дурная мысль: а вдруг он подумает, что я еще один монстр?
Краска на моем лице стягивает кожу, вызывает чесотку, а я не могу поднять руку и прикоснуться к себе. Не могу начать говорить, хотя, наверное, мне хотелось бы сказать очень многое. Например, о монстрах.
Я их вижу, Чоннэ. Примерно с восьми. Знаю, как они выглядят, какие принимают формы и где прячутся помимо кроватей.
Но ты.
Не они.
– Я напоминаю его? – Пытаешься считывать с лица, трактовать мое молчание, анализировать олений взгляд, который я безрезультатно пытаюсь сделать твердым. – Все всегда будут напоминать тебе этого ублюдка?
Может, я должен промолчать, но слова сбегают от меня к тебе:
– Он не ублюдок.
Хмуришься ты машинально. Это видно. Кудри рисуют контуры черным, предлагают мне раскрашивать.
– Ты готов его оправдывать?
– Годы показали, что это лучше, чем винить и осуждать.
Я бы тебя разукрасил, Чоннэ, и этот твой озадаченный вид, но в сгорбленных плечах и смешанных эмоциях вместо румян и без того слишком много краски.
Ты думаешь. Это видно по краткому взгляду вниз и в сторону. О чем?
– Ты… Ури назвал его темным эльфом. – Вот о чем. Выходит, на Ури ты не просто смотрел, ты его слушал. Все, что могу, это согласно кивать, не зная, что делать, когда внутри к тебе тянутся не только слова. Это невыносимо. С тобой воевать за себя. – А ты?
– Светлый.
– Я не понимаю.
Твоя честность бьет меня по разукрашенным щекам. То, как ты смотришь, – не прося, моля объясниться, посвятить, расшифровать, – скручивает мне внутренние ориентиры, сплетает и путает, как стаканы в игре на внимательность.
– Все эльфы существуют в двух измерениях, – я выдаю, не зная, как сопротивляться. Наверное, я теперь как податливая охранная система, к которой подключились извне. – Светлые видят монстров и прячутся от них всю жизнь. Темные – видеть их не умеют, поэтому монстрам проще их поймать и превратить в себе подобных.
– Почему одни видят, другие – не умеют?
– Почему у одного психопатия, у другого рак?
Почти сразу киваешь. Тянешься руками к лицу, чтобы на миг утонуть в ладонях, а после с силой растереть ими невидимый туман былой растерянности.
– Не могу представить, – тяжелый вздох утопает меж пальцев, прежде чем они перемещаются к волосам, – насколько это тяжело – всю жизнь бояться монстров, которых никто не видит.
У каждого своя война, Чоннэ.
– Многим тяжело по самым разным причинам. Эта – моя.
Хиро ворчит, уставая сидеть на моих руках, и я его опускаю. Он лениво вышагивает – мнется клеенка – и падает рядом с Сайко.
– Во мне ты тоже видишь монстра?
Сейчас в тебе я вижу уставшего футболиста с взъерошенными волосами и покрасневшей кожей. Как сильно ты сжимал мышцы? О чем думал, пока причинял себе боль?
– Итан?..
Решительно мотаю головой. Конечно,
нет.
– Тогда зачем гонишь?
Ты же не глуп. Ответ очевиден:
– Красный код.
Предпоследний. Дальше только черный, понимаешь? Черный – это агония и шок. Человек условно жив, но никакой реакции и возможности сознательно контролировать поведение. Шансы на выживание: к нулю.