– Ты боишься всех мужчин?
– Почти.
– Значит, я пугаю тебя как мужчина?
Пугать.
Пугать – не то же самое, что бояться. Большую часть времени это ложный страх, рассеивающийся пеплом над океаном. А вот бояться. Это тонуть в этом океане. Идти ко дну из-за привязанных к ногам камней. Глупо тонуть. Умея плавать и имея все шансы доплыть до берега, все равно захлебываться. Вот что такое – бояться шагов невидимых людей. Идти по улице всегда в наушниках и оборачиваться в коридорах, чтобы знать, кто позади.
– Если бы я боялся тебя, как всех остальных, я бы никогда не дал к себе прикоснуться.
– Почему позволил?
– Ты упрямый.
И сообразительный. Рыскаешь во мне без ордера, все системы, все хранилища…
– Вранье, – …все обнажаешь.
Насколько ты внимательный? Насколько знаешь. Меня? Как у тебя выходит так просто мной управлять.
– Шаги.
Это наиболее ближе к правде. Я же в тебя… сильно-сильно. Вот и позволил. Дурак.
– Шаги?
– Я тоже впервые увидел тебя на той вечеринке у Дугласа. Ты топтался на пороге, стряхивал снег с ботинок. А я не почувствовал страха.
Пожалуйста, пусть тебе этого будет достаточно. Я же почти не лгу. Сейчас. Твои шаги – действительно почему-то меня не напугали. Это правда!
Только, конечно, они не единственные в мире. Иногда такое случается: что-то проходит мимо, не активируя защитную систему. Шагов своей сестры я тоже не страшусь. И Виктора. И Эмили. И Хиро с Сайко. Шаги – причина разрешить подойти.
Но совсем не причина влюбиться.
– А что почувствовал?
Я тебе как-то сказал, что эльфами не становятся, а рождаются. Так вот я соврал.
– Узнавание.
Еще я сказал, что у каждого фэа есть свой аэф, и тут не приврал нисколько. Это общий закон.
– Ты уже видел меня раньше?
Нет. Я тебя раньше уже любил. Но сейчас это не важно. Потому что мы сюда падаем метеоритами. Стараемся рядом, но выходит порой – кто куда. А потом ищем и тянемся, покуда не найдем.
– Я хочу, чтобы ты ушел.
Вранье. Но сколько можно каяться?
– А я хочу остаться.
– Это не так. – Хватит. Пожалуйста, хватит говорить. – Не ври.
– Ложь, – твой взгляд, очевидно, не укоризненный, – не моя прерогатива.
Только все равно говорящий. Как сообщение белыми буквами на белой бумаге. Не видно, но знаешь, что есть. Конечно, есть.
И ты прав, разумеется. Ложь – моя прерогатива. Я – это много чего. Обида. Страх. Паника. Тревога. Злость. Высокомерие.
– Убирайся.
Страха больше всего. Он пугливый по природе и упрямый по характеру. Когда я боюсь, мне сложнее всего быть достойным.
– Итан, ме…
– Убирайся! – голос трамплином моей глупости к потолку.
Ты прикрываешь глаза в краткой попытке сдержать какие-то эмоции. Я тычу рукой в дверь, зная, что обо всем этом пожалею. Только разница? Я должен тебя прогнать и больше не подпускать. Таков был план. Но почему, черт возьми, ты никогда не соответствуешь ожиданиям! Почему ты такой?
Почему я гоню, но, когда наконец встаешь на ноги, хочу оставить на твоей щеке след от ладони за то, что не остаешься сидеть?! Почему ты смотришь на моих собак, а я не дышу, ожидая, когда под тобой начнет шуршать клеенка, раскрашивая шаги. Почему думаю о смерти, когда двигаешься, не поднимая глаз. Почему? Почему кажется, будто во мне назревает тот самый цинизм смерти. Чувство, которое отстегивает разум от надежды, бросает в комнату с цирковыми тиграми. И хочется хохотать, злостно дурачиться, прыгать на железные прутья клетки и клацать зубами, ловя взгляды зрителей.
Агрессивная обидчивая смерть – самая безболезненная. Но холоднее и бездоннее нее только вечная жизнь. Ты на меня не смотришь. Ты проходишь мимо. Горбишься и молчишь. Убирайся – значит забирай даже свои следы.
Мысль о том, что мне ничего не останется, калечит роговицу и сводит зубы в сильном столкновении. Руки чешутся, прыгает температура. Я начинаю злиться. Он начинает. Мы начинаем.
Я почти знаю, что это второй этап – мост между. Почти могу признать, что неосознанно готов вызвать Ури, чтобы не смотреть тебе в спину и не слышать, как закроется за тобой дверь. Полностью осознаю, что внутри меня есть яркое шумное стремление ударить тебя в спину, а после прижаться к ней всем собой и так застыть. Очередной скульптурой, чтобы какой-нибудь купец подарил ее Бостону и лет через сто кто-то рассказал нашу историю.
Не о любви, Чоннэ. Оставим это Ацису с Галатеей.
Наша будет про невезение. Иными словами, про несчастливое стечение обстоятельств. А ты ведь знаешь, что несчастье – первая персона нон грата в длинном списке людской жизни?