В моей странной голове ты на том пороге с военным раскрасом на щеках. Пришел из будущего, чтобы посадить на руки и забрать себе семилетнего мальчика, зная, что он непременно в тебя влюбится и через пару лет позволит себя раздеть. Наверное, в этом есть доля извращения. Но и крупица чистейшей преданности имеется тоже.
Знаешь, ведь если бы ты, мой… боевой бескрылый ангел, пришел тогда и забрал меня, я бы не препирался и спокойно дал себя увезти только с одним условием. Я бы задал свой самый важный вопрос. И слушал, как ты отвечаешь.
«Ты останешься со мной навечно-навечно или как все остальные?»
«Я останусь с тобой навечно-навечно».
«А как мне тебя звать?»
«Я буду рядом, и тебе не придется».
«Да, но у тебя есть имя?»
«Чоннэ».
«А я – Итан».
«Знаю».
«Откуда?»
«Там, откуда я пришел, мы с тобой уже знакомы».
«Я там уже взрослый?»
«Ты там такой же, как я».
«Если я уже есть там, зачем тебе я из здесь?»
«Я собираю всех тебя».
«Это как?»
«Ты – это много разных я».
«Я – это не все?»
«Ты – это части большого Я».
«И ты собираешь мои Я?»
«Верно».
«Зачем?»
«Я во всех них влюблен».
«Влюблен – это когда два сердца меняются местами?»
«Правильно».
«Но если твое сердце у меня того, мое из там сейчас с тобой?»
«Верно».
«То есть если сейчас я прижмусь к твоей груди и послушаю, то услышу, как бьется мое сердце?»
«Верно».
«Это же круто!»
«Точно».
Ты бы улыбнулся мне ласково-ласково, и я бы в тебе постепенно нашел все и вся. Сначала отца, потом брата, следом друга, а потом – как созревший плод нового детства – любовника.
Я бы тогда сказал, что мой запасной игрок – это ты. Что в этом их суть – брать на себя любую роль, какая необходима их человеку, до тех пор, пока он не созреет для изначальной.
– Но я не могу вернуться в прошлое. У меня есть только настоящее, Итан. – Ты оборачиваешься, ловишь с поличным мои испуг и уязвимость, я теряюсь в лабиринтах двух змей – желании протянуть к тебе руку и побуждении спрятаться от тебя под кровать. – Я всегда тебя слушаюсь. Но сейчас… если уйду, ты же никогда больше не дашь зайти. Я это чувствую.
Против твоего упрямства, тона, волевой осанки и пристального взгляда у меня ровным счетом ничего, кроме зудящей от краски кожи и баррикад собственных ребер. Ты смотришь так удивительно ясно, что кажешься той самой горой в Южной Дакоте, где каждое из печальных лиц разглядывает мир сквозь хмурую мудрость, взращенную в твердости жизненных взглядов. Ты не прожил и четверти века, и я понятия не имею, где и как научился так смотреть. Так – это когда меня со всеми доводами внезапно покидает способность оставаться спокойным внешне. Так – это когда все, что у меня выходит, это выпалить рассерженную отчаянную глупость:
– Не будь эгоистом.
Не знаю, что ты ищешь и находишь в моих блестящих пугливых глазах:
– Прости.
– Не нужны мне твои извинения, просто убирайся отсюда!
Между нами приличные шесть метров, а я топаю ногами, как ребенок, хрустя злосчастной клеенкой, и почему-то ее, эту прозрачную пленку, хочется использовать вместо полиэтиленового пакета в своем следующем спектакле.
– Итан, прошу. – Ты видишь, что со мной. Ловишь мою нервозность в плечах и хаотичном движении рук. Ты пытаешься вести переговоры. – Давай просто сядем и поговорим.
– Не о чем нам говорить!
– А мне кажется есть. Ты же не меня боишься, правильно? – то, с какой надеждой ты это спрашиваешь, не ожидая ответа, сжимает мое изляпанное краской сердце. – Ты боишься, что я уйду, как те, другие. Брошу. В этом все дело?
– Допустим, в этом. – Руки в стороны сами, плечи пожимаются тоже. – Дальше что? Что ты можешь мне сказать? Я знаю, что тебя все это не напугало так, как могло бы напугать кого-нибудь другого, и да, мне понятно, что ты наверняка без проблем сохранил бы со мной дружбу, при этом не чувствуя, что делаешь это через силу. Я знаю. – И не контролирую ту напускную пренебрежительность, с какой получается выплевывать эти буквенные шестеренки механизма моей защиты. – Только мне это не нужно. Я не хочу. Мне проще одному. Я привык и хочу это сохранить.
– Вранье.
Ты выбрасываешь к моим ногам всего одно слово, и оно катится, словно валик, оставляя после себя графитовые отпечатки. Разоблачает меня всего.