– Кто он и как тут оказался?
Мне и не нужно отвечать или вслушиваться. Я знаю, что вопрос адресован не мне.
– Я дала ему ключи.
Голос сестры откуда-то сбоку. Из моего цветастого кресла, где всего несколько минут назад сидел ты. С сильными руками, черными кудрями и изучающим взглядом.
– Дала ключи?
В ответ тишина, но я вполне осознаю где-то на задворках, что здесь достаточно и кивнуть.
– Зачем?
– Хотела, чтобы он все увидел.
– Почему? – Виктор совершенно сбит с толку. Я его понимаю. – Кто он такой?
– Он хороший, я думала, чт…
– Дело ведь не в том, что мы сторонимся плохих и подпускаем хороших, Кори.
– Я знаю, – сестра нажимает на гласные. – Дело не в этом. Они с Итаном общаются уже несколько месяцев.
– И это повод нарушать границы?
– Итан попросил меня встретиться с ним вчера утром, – голос звенит с легким окрасом защитных реакций: Кори чувствует себя виноватой, хоть и рождена символом самоуправства. – Намекнуть, что да как, отпугнуть.
– И ты не справилась?
– Да как тут справишься, если чувак знает последовательность цветов, в какие Итан красился с первого курса? Он их скороговоркой мне перечислил. – Рука приемного отца продолжает успокаивать меня легким массажем. – Я ему сказала: расстройство, а он стал спрашивать какое. – На фоне ее слов пытаюсь быть тише, стискивать зубы, чтобы оборвать свой скулеж. – Я не отвечала, потому что Итан просил не говорить, так Чоннэ взял телефон, ввел в поисковик «психические расстройства» и начал уточнять, перечисляя.
– И ты сказала?
– Нет! – очередная виноватая самозащита. – Дура я, что ли? Просто молчала или отрицала.
Может так быть, что ты еще тогда все-все понял? Заметил, прочел по ее реакции? Как это было? Ты читал: «параноидальная шизофрения», Кори отвечала: «нет».
«Биполярное аффективное расстройство?»
«Нет».
«Расстройство идентичности?»
И тут она что? Ответила «нет» другим тоном? Отвела взгляд? Сложила руки? Замешкалась? Как все было, Чоннэ?
– Ты предупредила Итана о том, что к нему придут?
– В том, что он не знал, и была вся суть…
– А тебе не пришло в голову спросить брата, хочется ли ему демонстрировать эту суть постороннему человеку? – Юристы – это мастера слов и тонов. – Видеть его на своем пороге? Ты же знаешь, что для него все это значит, Кори, почему ты так поступила?
Я слышу, как сестра вертится в кресле: поджатые ноги спускает на пол.
– Потому что Итан все эти три месяца кормил его историями про эльфов, а Чоннэ их беспрекословно глотал! – Она реагирует эмоционально. Я ее не виню. – Знаешь, что парень сказал мне, когда я объяснила, что это патологическая ложь и все истории – выдумка? – Чем больше мне удается стискивать зубы, тем больше я улавливаю. А здесь замер даже сердечный ритм: чтобы дать мне подслушать. – Он спросил: откуда мне знать наверняка? Серьезно спросил, пап, а потом сказал: если Итан откуда-то эти истории берет, значит, они, эти истории, где-то есть. – Глаза больше не могут сдерживать мои водоемы, и я их распахиваю. Передо мной лишь тьма темной ткани и парник из собственного дыхания. – Я его впустила, потому что мне показалось, что так будет правильно. Почувствовала я, что мне еще сказать?
– Тебе нужно было посоветоваться с братом. – Отец убирает руку и, наверное, смотрит на сестру порицательно.
– Он бы все равно отказал.
– Ты считаешь, что результат оправдывает твой поступок?
Кори устало вздыхает:
– Нет, – тонет на громком выдохе. – Но, может, и оправдал бы. Если б ты… если бы ты сначала поговорил со мной, а не ринулся сюда, прервав их разговор.
Это не действует обвинением. Отец как обычно сдержанно практичен:
– А какого результата ты ждала, если Итану было некомфортно?
– Будь ему некомфортно, пап, он бы не подпускал Чоннэ все эти месяцы.
– Может, и так, но это твои личные домыслы.
Кори замолкает, а я поднимаю корпус, стараясь протереть глаза, чтобы они так не болели. Наверное, я размазываю краску, роговица щиплет, тело горит, и совершенно на автомате я представляю себя в ванной, где опускаюсь под воду с четким намерением больше не появляться на поверхности.
– Итан, – сестра зовет негромко и ласково. – Я хотела, как лучше… Я бы так не поступила, если бы… – Она мнется, и, хоть сверлю глазами свои сырые испачканные ладони, знаю, как она при этом выглядит и почему мнется. Она знает тоже. – Можно сказать, почему я разрешила ему прийти?
Я мотаю головой почти на рефлексах. Мой организм защищает меня сломя голову. И я послушно внимаю.