Первое, что удается ощутить следом за неприятным гнетущим послевкусием:
я хочу к тебе.
Хочу. Чтобы ты обнял и описал, как я звучал. Сказал, что тебе это понравилось. Что это было добровольно, и ты все записал на камеру памяти и сможешь мне показать. Чтобы я сам послушал и посмотрел, как же выглядел, когда в первый раз мастурбировал по собственному желанию. Когда у меня это получилось. Когда я не боялся, что меня накажут, если я остановлюсь.
Первое ощущение: тоска по тебе. Второе: холод и неприятная влажность в брюках. В темноте я вижу свою ладонь. Она блестит, и я сразу же думаю, что Ури определенно начал бы хохотать. А потом. Знаешь, потом я впервые ощущаю, что мне…
…мне одиноко. И сразу после. Сразу после мне становится страшно. До колющего ощущения в животе. Потому что теперь я не понимаю, что делать. Без тебя. Если ты исчезнешь? Отстанешь? Если все это закончится.
Что мне делать? Я же понимаю, что уже не смогу, как раньше. Кто вообще смог бы, узнай они тебя? Их там миллиарды, и им все равно, что ты мой. Они скажут: ты отказался, так что слиняй отсюда, не смотри на него, не скули и не тоскуй. И будут правы.
Я вытираю руку футболкой. А все остальное не трогаю. Неприятно, влажно и липко. Но я остаюсь в постели и утыкаюсь лицом в подушку. Задерживаю дыхание, тяну до тех пор, пока тело не начинает паниковать, сокращая мышцы. Вдыхаю воздух глубоко и жадно. Тело разбитое и уставшее. Его тянет ко сну. Я слушаюсь.
Мне нельзя отвлекаться. Можно представить, что ты снова прижимаешься ко мне со спины и говоришь, что все нормально, правильно, и меня слышал только ты, и видел тоже, и снимал, и никому не покажешь, а утром подуешь мне в ухо, чтобы было щекотно. Чтобы я засмеялся. И подумал:
как же я тебя сильно, дурной ты наглец.
Если бы ты только знал, сколько жизней я о тебе мечтал. И, знаешь, останься при мне бессмертие, я бы тотчас выменял его на возможность бесстрашно забрать тебя себе и никому никогда не отдавать. Можешь мне поверить. И спокойной ночи,
Чон Чоннэ. Которого все зовут Джей. Пусть тебе приснится фантастическое растение, и хорошо, если ты не узнаешь, что оно выросло из твоего облика в момент хриплого выдоха на темных простынях моего убежища. Но будет неплохо, если когда-нибудь ты все-таки поймешь, почему оно такое.
Фантастическое.
19
Знаешь же, что Обеликс, вымышленный галльский воин из серии комиксов, объясняет свою невероятную силу тем, что в детстве случайно угодил в котел с волшебным зельем силы и приобрел навсегда несчетное ее количество, в то время как на обычных людей этот напиток действует только временно?
Так вот. Я думаю, когда-то ты тоже упал в котел. Только с раствором упрямства. Наверное, Чоннэ, ты плавал там несколько часов, прежде чем все поняли, что ребенок выпал из своей кровати. А ты выпал. Потому что непоседливый, бесстыжий и неугомонный прямо с рождения. Только такие и ползут непонятно зачем к одиноким котлам, скромно расставленным по углам. Вероятно, тебе пришлось по душе барахтаться лягушкой в пузатых казанах, и после первого, – может, через год, когда тебе исполнилось два, – ты подполз еще к одному.
Тот был с хитростью. Странно ведь, что все мы никогда не знаем, на какие котлы наткнемся, пока еще так малы. Вот у меня были не самые завидные зелья, и плавал я не так хорошо, как ты. Если бы я не умел восхищаться, я бы завидовал. К счастью, за столько лет мне стало известно, что это пустая трата времени.
А чего мне не известно, так это то, почему годы не соизволили подготовить меня к тебе. Я ведь искал все пять с лишним веков, чтобы найти и понять: оказывается, я совершенно неподготовлен. Ты поступил неправильно. Непослушно. Эгоистично. Схитрил.
Я снаружи. Если хочешь. Оденься теплее.
Бесстыжее упрямство, которого ты наглотался досыта. Король ведь не откажет. Всем остальным – пожалуйста, а ты – единственный, кого я ему прощу. Он это знает. Он этим пользуется.
Бутылка уже выпита, ты все просчитал. Ури прочел твое сообщение, пьяно заухмылялся, нацепил джинсовку с теплой подкладкой на перепачканный в краске комбинезон, надел ботинки на голые ступни и не взял больше ничего, кроме самодурства, когда вышел из убежища. Ури сказал:
– Привет, мандарин.
– Вернись обратно в дом! – крикнул отец с крыльца.
Ты ответил, что скоро вернешь нас и чтобы он не переживал. Король застегнул шлем, и разразился грохот ужасно грубого двигателя. Мне в своей автомобильной катастрофе посреди застывшего времени отчетливо слышно. Внутри меня урчит точно так же, пока Ури беззастенчиво прижимается коленями к твоим бедрам и сцепляет руки на животе.