Выбрать главу

А рядом шла иная жизнь, полная тяжкого труда и лишений. Ее я видел и в нашем селе, и в богатых поместьях, где батрачили многие из нашей родни, в том числе и мои сестры. Тех из них, кто работал там постоянно, родители иногда навещали, взяв меня с собой. И я видел изнуренных трудом людей, заработок которых был ничтожным.

Ездили мы и к родственникам, работавшим на шахтах и заводах, на железной дороге. Им жилось не лучше, но там, уже будучи подростком, школьником, я чувствовал какую-то иную атмосферу - протеста, решимости отстаивать свои человеческие права. Приезжали и к нам родственники и знакомые из рабочих поселков, причем бывало и так, что это были участники революционных выступлений, укрывавшиеся от преследования полиции.

Затаив дыхание, слушал я их рассказы о борьбе рабочих против бесправия и произвола хозяев, о революционном движении.

То было время, когда уже прогремели грозовые раскаты 1905 г. И хотя за ними последовали жестокие репрессии властей, ничто уже не могло погасить в народе растущее сознание необходимости революционной борьбы за лучшую долю. Бунты тои дело вспыхивали и в Екатеринославской губернии. Случались они и у нас в селе и на железнодорожной станции Гришине. Начинаясь, как правило, в рабочих районах, они затем охватывали и многие села.

В накаленной атмосфере тех лет достаточно было искры, чтобы вспыхнуло пламя.

Помню, в 1912 г., во время празднования столетия освобождения России от нашествия Наполеона, были устроены торжества и в нашем селе. В церкви и возле нее собралось множество крестьян со всей округи. Учителя привели туда и нас, школьников. После богослужения хор запел "Боже, царя храни", а в это время к церкви подъехало несколько подвод с опоздавшими крестьянами. Вновь прибывшие то ли не успели, то ли не торопились снять шапки, и полицейские бросились избивать их плетьми. Поднялся невообразимый шум. Крики и брань полицейских, стоны избиваемых заглушили хор.

"И тут произошло то, чего никак не ожидали блюстители порядка. На них ринулась огромная толпа, собравшаяся на торжество. Теперь чем попало колотили полицейских. Разгневанная толпа была готова их растерзать, и остановить ее удалось только под угрозой огнестрельного оружия. Торжество, устроенное с целью внушить народу верноподданнические чувства к царю, было сорвано. Подавляющее большинство присутствовавших с гневом покинуло церковь. Разбежались по домам и мы, дети, с молчаливого согласия учителей, которые в большинстве также ушли, глубоко возмущенные произволом властей. Для взбунтовавшихся этот день оказался печальным: многих из них арестовали, бросили в тюрьмы, отправили в ссылку.

О многих наших учителях хотел бы я сказать доброе слово. Они не только дали нам знания, но и в немалой степени способствовали духовному обогащению своих питомцев. Были, конечно, и учителя иного склада, не оставившие по себе доброй памяти. Например, учительницу Валентину Захаровну, вскоре вышедшую замуж за крупного помещика Вестингауза, я запомнил только потому, что с ней связано воспоминание о первом увиденном мною автомобиле, на котором она уехала в имение мужа. Надменная, высокомерная, она держалась с учениками сухо, официально. Случалось, даже била их.

Иной была совсем молоденькая учительница по имени Неонила Семеновна. Мы все очень любили ее. И вдруг она исчезла. Оказалось, что ее арестовали за революционную деятельность и по приговору царского суда не то казнили, не то бросили в тюрьму на длительный срок. Узнав об этом, мы, малыши, пролили о ней немало горьких слез. Высокообразованным педагогом был Петр Тимофеевич Леонтьев, заведующий министерским училищем, в котором я кончал 5-й и 6-й классы. Забегая вперед, отмечу, что хотя революцию он воспринял без энтузиазма, но в дальнейшем стал настоящим патриотом социалистической Родины. После нападения гитлеровской Германии П. Т. Леонтьев самоотверженно участвовал в борьбе с фашистскими оккупантами, за что был повешен ими весной 1943 г.

Немало сделали для того, чтобы воспитать в нас стремление стать полезными обществу, народу, и другие учителя, например Лариса Власьевна Лохвицкая, проработавшая в школе 50 лет. Она сейчас живет в Подмосковье и лишь недавно ушла на пенсию. Запомнились еще имена - Нина Ивановна Подзолова, Александра Ивановна Гамзагуди, Елена Васильевна Орлова, Валентина Порфирьевна Богданова и другие.

Их труды не пропали даром. Почти все мои однокашники по школе стали активными участниками революционной борьбы. Большинство из них юношами в годы гражданской войны сражались с оружием в руках за Советскую власть. Многие, например Сема Юровников, Мартын Москалев, Алеша Булавин и другие, погибли тогда от рук белобандитов. Борьба была жестокая и беспощадная, ибо это была классовая борьба. Большая братская могила со скромным памятником на ней в центре с. Гришине напоминает мне сейчас о моих юных друзьях и товарищах, отдавших свои жизни за дело революции. Геройски сражались и пали смертью храбрых на полях Великой Отечественной войны мои друзья-односельчане Тимоша Цыганенке, Серафим Ткаченко, Михаил Глущенко и другие. Среди ныне здравствующих моих сверстников С. Долгий - профессор философии, М. Мишнев крупный политработник в отставке. Он был первым секретарем нашей комсомольской организации в с. Гришине. Ф. Тищенко был комиссаром бронепоезда, стрелковой бригады в гражданскую войну, потом секретарем райкома партии, а по окончании Коммунистического университета и Института красной профессуры находился на ответственной работе. Он и сейчас, после ухода на пенсию, ведет большую общественную работу в г. Калуге.

Многие одновременно с учебой трудились, чтобы помочь родным. А вскоре наступил момент, когда почти каждому из них пришлось, подобно мне, быть в семье "за взрослого" и выполнять самые тяжелые работы.

В 1914 г. разразилась первая мировая война. Каждый день людей отправляли на фронт. В селе не осталось взрослых мужчин. Некому и нечем было обрабатывать землю, нечего было есть. Царское правительство забирало для армии хлеб, скот, лошадей. Чем дольше длилась война, тем тяжелее становилась жизнь народа. Затеяв эту чуждую интересам масс войну, царское правительство оказалось и неспособным вести ее. Армия под бездарным руководством терпела поражения на фронте, несла бесчисленные напрасные потери и в конце концов начала разваливаться. А в тылу рабочие и трудовое крестьянство остались без хлеба.

Все чаще вспыхивали забастовки, голодные бунты. Обстановка в стране и на фронте накалялась. Конечно, я не понимал тогда в полной мере смысла происходивших событий. А те, кто мог их объяснить, например некоторые из учителей, предпочитали не делать этого, не втягивать нас, учащихся, в "опасные разговоры".

Поэтому весть о Февральской революции была для нас, как и для большинства взрослых, неожиданной. Первыми в нашей семье узнали о ней невестка Оксана, жена брата Григория, ушедшего на фронт, и моя старшая сестра Татьяна, муж которой погиб на фронте. Они успели побывать на сходке и, вбежав в дом, в один голос, захлебываясь от возбуждения, крикнули:

- Революция у нас, царя Николая свергли!..

Нам с матерью это показалось настолько невероятным, что мы сначала не поверили. Но тут прибежали соседи и все подтвердили. Радости не было конца. Повсюду в селе собирались группы людей, возбужденно обсуждали необыкновенную новость, радуясь ей и поздравляя друг друга, как с большим праздником. Теперь-то, надеялся каждый, прекратится, наконец, война, и простой люд обретет свободу.

Шло время, а ожидания не сбывались. Все оставалось по-прежнему.

Февральская революция не облегчила положения ни на фронте, ни в тылу. Повсюду царил развал, а власти кричали о "войне до победного конца". Им вторили ездившие тогда по городам и селам эсеры, меньшевики, кадеты. Приезжали они и к нам, устраивая митинги и собрания под псевдопатриотическими лозунгами.

Но звучали и другие голоса. На одной из сходок, часто проводившихся тогда на сельской площади, я, стоя в толпе крестьян, услышал выступления трех большевиков - нашего односельчанина Д. Я. Воробьева и двух приезжих рабочих. Они требовали прекращения войны, передачи заводов и фабрик рабочим, а земли крестьянам без выкупа. Их выступления произвели столь сильное впечатление на большинство участников митинга, что они не пожелали и слушать эсеров и меньшевиков.