— Хорошо бы… Фанатиков ещё дня два выкуривать.
— Да ладно. Это уже сапёров и огнемётчиков забота. Ты это… Как насчёт ста грамм за взятие Тарны?
— Не, ну его нафиг! Да и не жрамши я…
— Ну и гад ты, Макс… Всегда так с тобой!
— Ну вот… — улыбнулся Масканин. — Опять я коварно планы разрушил.
Арефьев в ответ хохотнул.
------------------
* «соседи» - имеется в виду соседнее взаимодействующее подразделение.
25
Глава 12
Вечер того же дня.
Тарна была окончательно взята под вечер. В городе ещё звучали выстрелы, но подавление не сложивших оружие остатков гарнизона – это всего лишь вопрос времени.
Стремительно начинало темнеть. По застуженным улицам ветер гнал хлопья снега и гарь.
Здание городской тюрьмы имело пентагональную форму, совершенно не свойственную хаконской архитектуре. Тюрьму построили лет пять назад, до войны новая хаконская власть немало позаимствовала из велгонских веяний. Тюрьма почти не пострадала при штурме, битые окна, вырванные куски стен и рухнувшая местами крыша – не в счёт. «Серые» защищали тюрьму до последнего вздоха. В плен их не брали, да они и не сдавались. Как солдатам, полевым частям «серых» можно отдать должное. И если бы не их зверства, не приходилось бы им добивать своих раненых из-за угрозы попасть в плен. Баррикады вокруг тюрьмы завалены их трупами и остатками тел. А трупы тех, кто полёг в здании, егеря выбрасывали на улицу прямо из окон.
У парадного входа приходил в себя егерь. Его скрутило в три погибели, он блевал желчью на посечённые пулями ступени.
— Впечатлительный, — прошептал Чергинец, глядя на него и жадно затягиваясь крепкой сигаретой.
— Он привыкнет, — сказал Масканин. — А ты, Паша, будь здесь. Сейчас машины подъедут.
— С радостью, — Чергинец сплюнул накопившуюся горечь. — Второй раз меня туда не затащить.
Масканин направился к парадному входу, обошёл блюющего егеря и шагнул за порог пентагона. Разбитая взрывчаткой на куски стальная дверь валялась посреди передней*, тюрьма оказалась крепким орешком, штурмовать её пришлось с помощью артиллерии и сапёров с огнемётчиками.
Прапорщика Зимнева трясло. Он стоял бел как мел, это было заметно даже в сумраке.
— Ну что, Вадим, показывай дорогу.
Зимнев кивнул и повёл коридорами. Когда за очередным поворотом вышли к сорванной с петель двери, он резко встал, словно на стену наткнулся.
— Там два нижних этажа… Макс, я туда второй раз не пойду.
— Тогда марш на улицу. Охолонись, воздухом подыши.
Лестничный пролёт не был освещён, взрыв, снёсший дверь, разбил все лампы. Широкая бетонная лестница уходила вниз. Масканин перешагнул через труп «серого» и ступил во тьму.
Зато в коридорах свет горел. Лампочки в плафонах, облачённых в металлические решётки, не пострадали, до подвальных этажей бой не дошёл. По коридорам слонялось несколько егерей. Большинство дверей открыто на распашку, воздух спёрт и наполнен смрадом немытых тел и фекалий.
— Живые есть? — спросил поручик.
— Так точно… — ответил егерь из взвода Зимнева. — Хотя по виду не всегда их разберёшь.
Коридоры, камеры, камеры, камеры… Масканин рыскал по ним максимально отрешившись от увиденного. Глаза просто фиксировали всё вокруг. Набитые битком замученными узниками камеры. Много хаконцев, причём гражданских. Но попадались и узники в рванье, бывшем некогда русской военной формой. Часть камер завалена трупами. Заколотые штыками, застреленные или забитые прикладами. Нескольким счастливчикам, если их можно так назвать, в этих камерах повезло, пули их только ранили, когда их расстреливали очередями. Егеря таких вытаскивали за двери и оказывали первую помощь. До нескольких камер у «серых» видать руки не дошли, там заключённые лежали вповалку, и живые и мёртвые. Живые почти не шевелились, только стонали еле слышно, после пыток их силы были на исходе.
— А тут кто? — спросил Масканин, спустившись на минус второй этаж.
— Бабы тута, — ответил один из егерей.
— Живые?
— Одна. Её кровью забрызгало, когда их из пистолета прямо в камере расстреливали. Мёртвой притворилась.
Масканин шаркнул ногой, сметая валявшиеся у двери 9-мм пистолетные гильзы от велгонской «Берты». Много гильз, обоймы на четыре или на пять. Он заглянул в смотровое окошечко, входить внутрь не хотелось. Женских тел в камере было много, их отстреливали как в тире.