«Началось… — огляделся он со злой ухмылкой, — утро, блин…»
Машинально, по заученной давно привычке, он сосредоточился на своих ощущениях. Покопался в меру сил в себе, производя этакую ревизию памяти. Привычная ежеутренняя процедура самоанализа. Странная процедура, если посмотреть на это дело со стороны, не представляя к тому же здешних реалий. Но странная не для него. Для Масканина она была жизненно необходима. Он застыл, на мгновение-другое погружаясь в себя, мысли потекли каскадом образов и обрывками слов. Что-нибудь новое?.. Да нет, как будто ничего не прибавилось и не вспомнилось. Пусто. Наверное, также пусто, как в голове у кретина. А из старого? Из старого-то – вот благодарствуем, уж и не знал он кому адресовать свою благодарность, но вроде ничего не забыл, хотя, чёрт возьми, уверенным в этом он быть не мог.
«Итак, значит, подытожим… — подвёл он черту в самоанализе. — Прошлого – нет. Будущего… И его тоже нет. И вокруг одно дерьмо… И если я сейчас именно так думаю, значит, всё нормально. Я – всё ещё я».
Кажется, падений больше не было. По крайней мере грохота больше не слышалось. Масканин давно уже перестал им удивляться и сочувствовать неудачникам. Было время, он сам спал на втором ярусе. Долго там спал. Вот только не мог вспомнить даже приблизительно сколько, что-то мешало определить – мысли вдруг начинали буксовать, вязнуть словно в каком-то болоте, едва он намеревался определить хоть какой-нибудь временной интервал. И голова становилась будто ватой набитая. Неприятно. Лучше не думать об этом. Но вот то, что он тоже, бывало, падал – это почему-то помнилось. Как помнились и обрывки своих ощущений, когда изнурённые нагрузками мышцы плохо подчинялись, но чужая непреклонная воля заставляла покинуть нагретую собственным теплом койку. А шестичасового сна всегда не хватало чтобы полноценно отдохнуть. Где же при этом взяться утренней бодрости или хотя бы обычной, присущей всякому человеку ловкости? Что спал, что не спал – всё одно. А сейчас-то мышцы вроде слушались – втянулся, значит. А вот выспаться… Масканин уже не помнил, каково это.
Вяло, без всякой суеты шестьдесят человек, одинаково одетых в грязно-бежевые заношенные рубахи и подштанники кальсонного типа, брели к проходу из спальной зоны барака. Проход этот, похоже, был проделан строителями на скорую руку, уже после возведения барака. Это был просто проём, два на два метра, прорубленный в сплошной бетонной стене. Масканин привычно пристроился в очередь, равнодушно посматривая то на трещину в давно некрашеном бетоне чуть слева над проходом, то на пустые маски вместо лиц, словно каким-то невообразимым штампом поставленные на физиономии сотоварищей. Да, именно маски, а не лица, с навек застывшим отрешением от всего на свете – от окружающей обстановки, от прошлого и будущего, от, наконец, самих себя…
Вот оно!.. Нечто коснулось его головы, да так, словно напрямую, минуя и кожу, и череп. Нет, даже не коснулось, это не было физическим прикосновением, а властно вползло подобно чему-то липкому, гадкому и… Максим даже точного слова не мог подобрать, ощущение было такое, словно кто-то ледяными ногами прошёлся прямо по обнажённому мозгу. Сознание на краткий миг обволокло мутным туманом, отчего даже появилась пусть не долгая, но неприятная дезориентация в пространстве. Но вот, наконец, это гадостное ощущение пропало также внезапно, как и началось, сознание в ту же секунду очистилось от навеянного марева, да и окружающие звуки вроде стали различаться поотчётливей. Масканин заметил, что на один миг, всего на один краткий миг, все вокруг вдруг застыли, потом, как ни в чём не бывало, продолжили движение по своим траекториям. Интересно, а заметил ли хоть кто-нибудь только что случившееся? Он огляделся, изучая ближайшие физиономии – да уж, к сожалению, тут и гадать не надо – никто и ничего, кроме него самого. А ведь так повторяется каждое утро.
Пошаркивая левой ногой - чёртов тапок всё время норовил слететь со стопы, Масканин добирался к клозету по совсем уж неширокому коридору, протянувшемуся вдоль спальной зоны. Коридор был ярко освещён, как почти и весь барак; в одной только спальной зоне лампы горели всегда тускло. И по контрасту с бьющим из коридора светом, в ней создавалась иллюзия полумрака.
Справив нужду, Максим теперь плескался в металлическом умывальнике, покрытом облупившейся во многих местах эмалью, - умывальнике, в который из проржавевшего краника слабым напором текла струйка тепловатой воды с отвратительным железным привкусом. Максим с трудом выловил в расползающихся мыслях ту, что крутилась вокруг недавнего прощупывания сознания. То, что это была какая-то форма контроля, он знал и раньше, всё-таки неспроста эта «процедура» повторяется каждое утро. А хотелось бы ещё узнать, хотя бы и приблизительно, как ЭТО работает. Может, тогда удалось бы расширить свой небогатый арсенал противодействия. Но понять сейчас в очередной раз ничего не удалось. Стоило только приступить к маломальскому анализу, мысли моментально начинали путаться и безвозвратно исчезать, оставляя после себя привкус отупения. Вдобавок, в висках появлялась пульсирующая, постепенно нарастающая боль. Проще, наверное, попытаться головой бетонную стену прошибить.